Ольга Рожнёва - Небесные уроки

Заканчивая свою историю, Татьяна сказала решительно:

– Батюшка, я раньше думала: настойчивость – качество хорошее. Вижу цель – иду к ней! Радовалась, когда меня называли настойчивой и целеустремлённой. А теперь, знаете, охота стены пробивать пропала. Как там преподобный Амвросий учил? Да будет воля Твоя!

Стоял солнечный морозный декабрьский денёк, снег искрился и скрипел под ногами. Отец Борис шёл исповедать и причастить деда Фёдора, своего давнего прихожанина и верного помощника.

Дед очень любил старый храм Всех Святых, считал его родным и ревностно следил за порядком: подметал осенью листву, на Троицу приносил пару молоденьких берёзок, а на Рождество ёлочку, зимой топил печь и чистил снег.

Передвигался он в свои восемьдесят лет с трудом, сильно шаркая больными ногами, но всю работу исполнял загадочно быстро и ловко. Вот ещё только плетётся за лопатой, смотришь – а уже весь двор перед храмом от снега очистил.

Руки золотые были у деда: лестницу сколотит – хоть десять человек на неё взбирайся, проводку починит быстрее любого электрика. Суп варил. Посмотришь: стоит важный такой, продукты собирает для своей похлёбки: три морковки, пять картошин да пара луковиц – и какой там суп? А сварит – запах чудесный, вкус отменный! Ешь – не наешься. С молитвой всё делал.

Такой вот незаменимый дед.

Этот Рождественский пост дед Фёдор неотлучно стоял на каждой службе, исправно топил печь и уже стал поговаривать, как раздобудет на Рождество отличную такую, самую пушистую ёлочку, но перед самым Новым годом занемог так сильно, что и не вставал с кровати. Старый радикулит замучил, больные ноги отказали, сердце прихватило – в общем, собрался дед помирать.

Без него стало худо. После службы то один, то другой молодой прихожанин предлагали помощь, суетились, быстро бегали с лопатой в руках, быстро откидывали снег – а так чисто убрать двор, как у деда Фёдора, у них не получалось. Новые помощники забывали просушить с вечера дрова, как это всегда делал дед, и печь чадила, дымила, в храме было холодно, и отец Борис закатывал рукава подрясника и сам затапливал печку.

Батюшка открыл занесённую снегом калитку, нашёл в сенцах лопату, почистил вокруг избушки, отряхнул снег с ботинок и зашёл в дом. Дед Фёдор лежал на видавшем виды диване, на столе – потрёпанный молитвослов, какие-то старинные книги. В ногах у деда – старый плешивый, большеголовый, умудренный долгой жизнью кот. Открыл глаза – умные, цепкие, оценил обстановку и гостя и снова зажмурился.

Никаких лекарств не было видно – дед их не признавал, предпочитая поддерживать жизненные силы Святым Причастием. В доме тепло, от печки шёл жар: ровесница деда Клавдия, по-простому баба Клава, тоже чадо отца Бориса, ежедневно заходила к больному.

Отец Борис достал гостинцы от матушки Александры – ещё тёплый пирог с капустой, кастрюльку с пюре и рыбными котлетами. Достал мандарины – гостинец от сына Кузьмы. Дед даже носом не повёл на вкусные запахи. Лежал, такой маленький, сухонький, большие жилистые руки бессильно протянуты вдоль тела – руки, которые так много трудились и сделали так много добрых дел.

Неужели они останутся без деда Фёдора?! И никогда больше не попробуют его фирменный супчик? И Рождество встретят без него?! Без его застенчивой улыбки и такого привычного старческого шарканья подшитыми валенками, без его детской радости пушистой ёлочке?!

Батюшка стал читать канон за тяжелобольного. Старый кот грузно спрыгнул с дивана, ушёл к двери, всем своим видом демонстрируя: дело важное, я мешать не буду. Дед лежал бледный, полузакрыв глаза. Отец Борис несколько раз останавливался, не мог читать – что-то перехватывало в горле, какой-то комок. Кот деликатно отворачивался.

К концу канона дед открыл глаза. Батюшка помог больному сесть, поисповедал и причастил. Он много раз наблюдал, как видимым образом менялся облик причастников – и не уставал удивляться. Мертвенная бледность ушла, лицо деда порозовело, глаза стали живыми. Отец Борис прочитал благодарственные молитвы, дед слушал внимательно, кивал головой, а последние молитвы шептал вместе с батюшкой.

Отец Борис поставил чайник, а потом они с дедом Фёдором не спеша пили чай, и дед даже съел кусочек пирога, пару долек мандаринки.

Когда батюшка уходил, дед приподнялся и попытался встать – не получилось. Прощался, сидя на диване, но вид у него был уже другой – живой вид, и он горячо благодарил отца Бориса: