Пупул Джаякар - Биография Кришнамурти

Я ощутила, как натянулась пружина моего ума, активизируя внимание. В этих словах была необычайно богатая пища для размышлений. Моя мама явно растерялась. Она совсем не готова была к мысли, что время могло радикально менять того мужчину, которого она любила.

– Но мой муж не менялся, – сказала она.

– Почему вы хотите с ним увидеться? – спросил Кришнамурти. – Ведь вы скучаете не по мужу, а по своим воспоминаниям о нем.

Он снова сделал паузу, чтобы его слова проникли как можно глубже.

– Простите меня, мэм, – Кришнамурти сложил перед собой ладони, и я осознала, насколько безупречны его жесты, – почему вы хотите, чтобы воспоминания о нем оставались живы? Зачем вам воссоздавать его в своем сознании? Почему вы стараетесь жить в печали и лелеете свою скорбь?

Я ощутила, как обострились мои чувства. Он отвергал доброту в привычной нам форме, и это потрясало. Мой ум совершил огромный скачок, постигая, насколько верны и точны его слова. Я ощутила, что вступаю в соприкосновение с чем-то необъятным и совершенно новым. Хотя слова его звучали жестко, глаза лучились добротой, а от всего существа распространялась целительная сила. Произнося последние слова, он взял мать за руку.

Нандини заметила мамину растерянность и тревогу. Она поспешила сменить тему и завела с Кришнамурти беседу о других членах нашей семьи. Она рассказала ему, что я работаю в социальной сфере и интересуюсь политикой. Очень серьезно он обратил взор на меня и спросил, почему я решила заниматься социальной работой. Я ответила, что это дело помогает мне чувствовать свою жизнь более наполненной. Он улыбнулся, и от улыбки этой мне сделалось тревожно и неуютно.

Затем он сказал:

– Мы подобны человеку, который пытается наполнить дырявое ведро. Сколько бы воды он ни лил, все вытекает наружу – ведро так и остается пустым.

Кришнамурти глядел на меня без нажима. Он проговорил:

– От чего вы пытаетесь скрыться? Социальная работа, удовольствия, скорбь – не есть ли все это только лазейки, чтобы сбежать от жизни, способы заполнить внутреннюю пустоту? Но возможно ли вообще эту пустоту заполнить? Между тем именно на ее заполнение нацелен весь процесс существования.

Эти слова внушали мне беспокойство, но я чувствовала, что должна глубоко их обдумать. Для меня жизнь означала действие, а то, что сказал он, казалось непостижимым. Я спросила, не призывает ли он меня сидеть дома и ничего не делать. Он внимательно слушал мои возражения, и у меня было чувство, что это его вслушивание в мои слова в корне отличается от всего, что я когда-либо ощущала или переживала. В ответ на мой вопрос он улыбнулся, и комната наполнилась. Вскоре после этого мы ушли. На прощание он сказал мне:

– Мы еще увидимся.

Эта встреча меня очень взволновала. Я лишилась сна, в моем уме то и дело оживали его слова. Через некоторое время я стала ходить на беседы, которые он проводил в парке сэра Чунилала Мехты, свекра Нандини. Я с трудом понимала все то, что говорил Кришнамурти, но его присутствие оказывало на меня ошеломляющее воздействие, поэтому я продолжала ходить туда. Он говорил, что хаос, царящий в мире, – проекция индивидуального хаоса. Он утверждал, что любые организации и любые «измы» всегда терпели поражение и что в погоне за безопасностью мы строим все новые организации, которые тоже не оправдывают наших надежд.

У меня было ощущение, что мне не удается соприкоснуться с ним на том уровне, на котором он говорит. Через несколько дней я попросила о встрече.

Мною владело желание быть с ним, желание, чтобы он меня заметил, желание проникнуть в ту тайну, которая пронизывала все его присутствие. Я боялась того, что может случиться, и все же не могла держаться в стороне. В течение двух дней до назначенной встречи с ним я все думала, что ему скажу и как скажу. Когда я вошла в комнату, Кришнамурти сидел на полу, скрестив ноги и выпрямив спину. На нем была безупречно белая курта чуть ниже колен. Он проворно встал на ноги, сложив свои белые, похожие на лепестки пальцы в приветственном жесте. Я уселась лицом к нему. Заметив, что я нервничаю, Кришнамурти попросил меня успокоиться.

После небольшой паузы я начала говорить. Я всегда отличалась уверенностью в себе, поэтому, несмотря на замешательство, вскоре заметила, что говорю нормально – из меня полилось все то, что я и намеревалась высказать. Я говорила о той наполненности смыслом, которая есть в моей жизни и моей работе; о том, насколько заботят меня судьбы обездоленных; о желании войти в политику; о своей работе в кооперативном движении; о глубоком интересе к искусству. Я была полностью поглощена тем, что хотела высказать, и тем впечатлением, которое пыталась произвести. Однако через несколько минут у меня возникло неприятное ощущение, что он не слушает. Я подняла взгляд и обнаружила, что он пристально смотрит на меня. Его глаза вопрошали и глубоко прощупывали. Я запнулась и умолкла. Выдержав паузу, он сказал: