Николай Коняев - В городе святого Петра

Петр основал Петербург.

Петр преобразил Русь в Российскую империю.

Еще? Еще он нанес сокрушительный удар по национальному самосознанию.

Порабощение и унижение Русской Православной Церкви; жесточайшие расправы над всеми, кто выказывал малейшее уважение к русской старине; упорное преследование русской одежды; окончательное закрепощение русских крестьян – это тоже Петр.

А в противовес – неумеренное, незаслуженное возвышение иноплеменного сброда, хлынувшего со всех сторон в Россию, обезьянье копирование заграничных манер и обычаев…

Все это привело к тому, что в общественном сознании укрепилась мысль о предпочтительности всего иностранного, о бесконечной и дремучей отсталости всего русского. Быть русским стало не только не выгодно, но как бы и не совсем культурно…

И не это ли и создавало благоприятную для действия темных разрушительных сил среду? Не здесь ли и кроется источник всех бед и трагедий России, пережитых ею на склоне второго тысячелетия?.. Не отсюда ли и истекают болотные миазмы – «над Россией тяготеет проклятие, налагаемое историей на всякую отсталую и развращенную страну» – «Черного Передела»?

Говоря так, нужно подчеркнуть, что мы делаем это не для того, чтобы принизить значение Петра и его преемников…

Надо просто уяснить, что любить Россию и любить при этом Петра невозможно…

И дело тут не в наших личных вкусах и предпочтениях…

Мы должны ясно и отчетливо осознать, что невозможно сделать для русского народа ничего хорошего, если ты не любишь Россию, ее обычаи, ее характеры, ее культуру…

Мысль обыкновенная и даже банальная, если говорить о любой другой стране, но в нашей стране, особенно в либерально-демократических кругах, она вызывает яростное сопротивление…

И не потому ли и вся борьба нашей интеллигенции за свободу страны в результате оборачивалась или 1917 годом с его Лениным, Троцким и Чека, или перестройкой и реформами с их Горбачевым и Ельциным…

Но и в оппозиционном «демократам» лагере мысль о том, что невозможно сделать для русского народа ничего хорошего, если не любишь Россию, воспринимается только в приложении к настоящему, соотнести эту мысль с Петром I не получается и у патриотов.

И тут нужно заметить, что сами Романовы, гораздо лучше нынешних монархистов понимали роковую противоречивость петровского устроения Российской империи.

Самый замечательный памятник Петру – не «Медный всадник».

Медный всадник – это символ Екатерининской эпохи, а памятником Петру скорее можно назвать стоящий рядом Исаакиевский собор.

Петр I родился в день памяти Исаакия Далматского, и судьба преподобного словно бы вместила в себя чертеж судьбы Петра I и наследовавших ему русских императоров…

Особенно отчетливо осознаешь это, когда слушаешь в соборе акафист – Исаакию Далматскому. Кажется, что это не с императором Валентом, а с Петром I и говорил блаженный Исаакий.

– Царь! Отопри храмы для правоверных, и тогда Господь благопоспешит пути твоему.

И кто это, царь Валент или Петр I, не отвечал ему, «презирая его, как простеца и безумца; не придав значения словам его, он продолжал путь свой…»

А разве царь Валент сильнее гнал православную веру, чем Петр I?..

Валент приказал сбросить преподобного Исаакия в пропасть, а потом заточить в темнице, когда преподобный предрек поражение Валента и смерть в горящем сарае…

А какая смерть была предречена Петру?

Совпадений так много, что трудно уйти от мысли, что строительство гигантского храма в память преподобного, которого не слишком-то хорошо знали на Руси, – это попытка потомков Валента-Петра вымолить прощение первому русскому императору.

Трудно и долго строился этот храм…

Есть даже такая пословица: слава Богу, вот и Исаакиевский собор построили! И она не только о строительстве здания, но и о том тайном и гораздо более важном примирении, которое состоялось у династии Романовых с Православной Церковью…

Другой «знаковый» храм Петербурга – Казанский собор.

Это тоже памятник, только памятник не Петру, а устроенной Петром империи. Трудно отыскать еще один такой же прекрасный и вместе с тем такой же нелепый архитектурный шедевр.

Все внимание сосредоточено на величественной, развернутой на Невский проспект колоннаде. Как сказал поэт, Казанский собор словно бы обнимает этой колоннадой город…

И все прекрасно в этой метафоре, только руки эти, если соотносить их с телом собора, неестественно вывернуты на одну сторону. Вход в собор с Невского проспекта через колоннаду находится на одной линии с алтарем, а настоящий вход – с Думской улицы.