Лев Абакумов - Путь познания. Размышления…

Левое окно нашего дома стало постоянным каналом для выхода семьи в алексинский мир. Несмотря на столь экстравагантный способ возвращения Лёли домой, глава семьи – бабушка по – прежнему поощряла поведение своей младшей дочери. Она считала, что так дочь скорее найдёт спутника жизни. Также бабушка приветствовала устройство «приёмов», которые обычно бывали в праздничные дни.

Для устройства «приёмов» служили также дни рождения Лёли. Тогда, в саду в решетчатой беседке и рядом с беседкой накрывали столы, которые красиво сервировались и устанавливались разными закусками (это были уже не голодные 30-е, а 40-е годы), когда в России была не такая уж плохая жизнь. Особым вниманием на таких приёмах при сервировке столов пользовались Абакумовские пироги с начинками из мяса, риса с яйцами, гречневой каши, зелёного лука. Особым мастерством в приготовлении этих пирогов отличалась средняя сестра – тётя Лида. Она умела выпекать эти пироги так, что они буквально таяли во рту. Такими вкусными они у неё получались. В такие «приёмы» и праздники в нашем саду было очень весело и шумно. Звучал патефон, ручку которого старательно крутила Лёля, озабоченная тем, чтобы музыка, звучавшая из патефона, не прекращалась.

А молодые парни – кавалеры и девушки, которые тоже приглашались на эти праздники, танцевали модное в то время «танго». Посещения гостей на этих «приёмах» не всегда кончались благополучно. Помню один из таких праздников, когда один из кавалеров во время шумных танцев умудрился сломать ногу. Поднялась суматоха, ведущую роль в ней играла Лёля. Но это был исключительный случай. Обычно же поведение гостей было под жестким контролем Елены Агеевны. Она всегда хотела знать, что за люди пользуются вниманием Лёли. Для этого бабушка Лена приказывала Лёле ставить на ломберный столик, что под «венецианским» зеркалом, находившимся в «зале», напротив бабушкиной постели один из праздничных пирогов, скорее всего «Наполеон», слоёный сладкий пирог, в изготовлении которого сёстры Абакумовы были большие мастера. После того, как «Наполеон» был водружён на ломберный столик, бабушка велела Лёле просить кавалера, который в то время был в фаворе у Лёли, принести из дома сладкий пирог. Лёля объяснила тому, как и куда идти и где взять пирог. В результате успевшая привести себя в порядок (чтобы не испугать кавалера своим болезненным видом) бабушка, спокойно осматривала и оценивала кавалера, когда он проходил в «залу» взять «Наполеон». После этой «аудиенции» Елена Агеевна сообщала Лёле своё мнение, рождённое осмотром её кавалера, а Лёля с этим мнением очень считалась.

Последние школьные годы я провёл в Туле, также как многие алексинцы, стремясь учиться в областном городе. Здесь, в канун начала Великой Отечественной войны, я окончил 9-ый класс, но аттестата не получил. Отпускать меня в милый моему сердцу Алексин мама не хотела. В то время она разошлась с моим погрязшем в пьянстве отцом и согласилась лишь на то, чтобы я съездил повидаться с бабушкой Настей, которая осталась одна – дед Егор второй год как ушел из жизни. Приехав в Алексин, я тотчас пришел к бабушке, она встретила меня объятиями. И со словами: «Лёвочка, я думала, что тебя больше не увижу», обняла меня и ласково поцеловала. Я же – взрослеющий юнец, считал, что мне, представителю мужского пола, ни к чему такие нежности, осторожно освободился из её объятий, о чём впоследствии горько пожалел – ведь это было последнее наше свидание. Тогда мое рождающееся мужское сознание не позволило ответить ей столь же искренним расположением. Проведя несколько дней в Алексине, побывав в бору и сходив к Оке, я оставил милый мне город для того, чтобы вернуться к матери.

В Туле я учился в 4-ой средней школе, что на улице Ленина. Тогда мы жили в доме № 51 на Гоголевской улице, вместе с нашей семьёй снимала квартиру семья Остроумовых, младшим Остроумовым был школьник Волька. Тогда я учился 4-ой школе в 8-ом классе, в то время как Волька был учащимся 10 класса. Но эта раз разница в возрасте нам не мешала. Её стирало также наше с ним увлечение фотографией, Волька был по сравнению со мной более серьёзным любителем и имел хорошо известный в то время фотоаппарат «Фотокор». Это был тяжелый, серьёзный фотоаппарат с отличным объективом и точной кремальерой, позволявший производить фотосъемку в любых условиях – предмет зависти всех мальчишек, увлекавшихся фотографией. Мой «Arfo» по сравнению с «Фотокором» был всего лишь его жалкой копией. Я не говорю уже о том, что Волька Остроумов был большой мастер изготовления всевозможных моделей. Помню, как он для одной из школьных выставок изготовил по описаниям в журнале «Знание – Сила» модель паровой машины, сделал её так, что модель отлично действовала, если подуть в специально приспособленный для этого в машине патрубок.