Гавриил Бунге - Другой Утешитель. Икона Пресвятой Троицы преподобного Андрея Рублева

В дальнейшем для более глубокого погружения в богословские и духовные истоки мы окунемся в драгоценный молитвенный кладезь православных литургических текстов. Ибо, с одной стороны, икона по своей природе относится к пространству литургии, с другой – литургические стихи, опоэтизированное богословие, составляют ту часть словесного Предания, которая наряду со Священным Писанием была наиболее доступной необразованным христианам, к каковым, без сомнения, относился и Андрей Рублев. И хотя Рублев, скорее всего, никогда не читал произведений великих отцов Восточной Церкви, на богослужениях суточного круга он во всякое время мог пользоваться плодами вековых богословских размышлений в форме гимнов.

В образе и гимне – этих двух взаимодополняющих формах выражения, которые явственно раскрывают засвидетельствованные Писанием спасительные дела Божии, – мы находим ключ к пониманию иконы Святой Троицы. Ее глубинное содержание откроется нам лишь тогда, когда мы освоим, в частности, и то духовное пространство, в котором она создавалась. Ибо эта икона, как, пожалуй, никакая другая, связана с конкретным историческим лицом и плодом его трудов – с преподобным Сергием Радонежским и основанным им Свято-Троицким монастырем.

«Бог есть дух», – говорит Христос (Ин. 4:24); Он есть абсолютное Бытие, не связанное ни со временем, ни с пространством. И потому «истинные поклонники Отца» не поклоняются Ему ни на горе Гаризим, ни в Иерусалиме, но поклоняются Ему «в духе и истине». Вот почему любая попытка изобразить Бога, «описать» Его, изначально лишена всякого смысла, ибо как можно изобразить то, что пророки метко обозначают как «ничто». Материальных «образов» невидимого, нематериального и бестелесного Божества нет и быть не может. Следовательно, ветхозаветный запрет на изображение Бога и для Церкви остается обязательной действующей заповедью.

Бог Откровения, которое есть не что иное, как Самооткровение, – это отнюдь не некий абстрактный и безликий «принцип». Более того, Сказавший о Самом Себе «Я есмь Сущий» (Исх. 3:14) являет Собой личное Бытие в высшем, абсолютном смысле.

Поэтому Писание говорит, причем не в одном только метафорическом смысле, о «лице Божием» и даже об «образе Божием». Этот «образ Божий» не существует вне Бога и не может быть кем-то создан. Бог таинственным образом несет Свой собственный «образ» в Самом Себе, почему отцы и отождествляли «образ» и «лик». Этот живой «образ Бога» (2 Кор. 4:4) есть «Единородный Сын, сущий в недре Отчем» (Ин. 1:18).

Единородный Сын – Слово, которое «стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины, и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (Ин. 1:14).

Таким образом, Отец, Которого «не видел никто никогда» (Ин. 1:18), как бы представлен в Своем Сыне «лицом», посредством которого Он обращается к миру, открывает Себя. Он совершает это от начала творения, но благодаря воплощению Единородного Сына это «лицо» становится «видимым» для нас. Поэтому Сын и говорит: «Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14:9).

Следовательно, Сын, «сияние славы и образ ипостаси» Отца (Евр. 1:3), Единородный Сын, Который «явил» Отца (см. Ин. 1:18), только Он как Личность и есть единственно истинный «образ Бога невидимого» (Кол. 1:15), то «лице» Божие, «свет» которого спасает человека (см. Пс. 79:4 и далее).

Человек обладает способностью созерцать «образ Бога невидимого», поскольку сам он соделан «образом вечного бытия» Божия (Прем. 2:23). Ведь, согласно очень тонкому и глубокому определению святых отцов, человек или, точнее, его нематериальный, бестелесный и не имеющий формы дух сотворен «по образу Божию» (Быт. 1:27), и, следовательно, сотворен в определенном смысле как живой «образ образа» (Ориген), то есть по образу Сына, являющегося Первообразом. Поскольку же Сын един с Отцом в Духе, этот сотворенный «образ образа» отражает триединое бытие нетварного Божества.