Роман Воронов - Океания

Касса невозмутимо подняла глаза, как поднимает глаза Гипу на дрессировщика, вошедшего в его вольер без еды, и сказала:

– Дорогой мой, я слышала за свою жизнь столько странных вопросов, что еще один, немного странный, не повредит моему пищеварению.

– Мне кажется, что несколько представлений подряд я вижу одного и того же человека на одном и том же месте. Может, ты вспомнишь его?

– О каком месте речь? – спокойно спросила Касса.

– Четвертый ряд, двенадцатое место. Не знаешь, кто покупает его? – надежда затрепетала в голосе Канатоходца. Касса расплылась в улыбке и проворковала:

– Издеваешься, да?

Канатоходец, замотав головой, произнес:

– Извини, я подумал, вдруг ты…

Касса вылезла всем своим пухлым лицом из окошка и весело проговорила:

– Я смотрела все твои последние выступления. Это шедевры, дорогуша, но я не помню, чтобы ты падал и ударялся головой, или ее вскружил успех? Ведь ты сам выкупил абонемент на это место на семь представлений. Ближайшее воскресение последнее, будешь продлять?

Канатоходец шел в гримерку на ватных ногах. Он купил это место, но для кого? Кто приходил на каждое шоу и что ему нужно? Где мы познакомились? Для чего все это? Вопросы заполнили голову трюкача, сознание не успевало разгонять этот туман, вопросы множились при полном отсутствии ответов. По привычке он передал функцию перемещения своего тела в пространстве подсознанию и, двигаясь в таком полузомбированном виде, подобно судну в густом тумане, налетел на – нет, не айсберг – на Распорядителя зала.

– Здравствуйте, дружище, – бодро проговорил тот. – Выглядите потрепанным. Могу ли я чем-нибудь помочь вам?

– Да, Распорядитель, – очнулся от удара об айсберг капитан судна. – Место двенадцать, ряд четвертый, пойдемте покажу. Кто сидит на нем?

– Не надо показывать, дружище, – с удивлением сказал Распорядитель. – Вы же прекрасно знаете владельца этого места, – и он вынул из кармана небольшого размера зеркало.

Канатоходец смотрел на него как на умалишенного, впрочем, получая такой же взгляд от собеседника в ответ.

– Вы, право, не больны ли, друг мой? – спросил распорядитель, внимательно вглядываясь в Канатоходца. – Это же ваше зеркало, вы сами вручили его мне и просили класть перед шоу на четвертый ряд, двенадцатое место, а после забирать его. Я проделал это уже шесть раз. Если оно понадобилось вам и мои услуги больше не нужны, так и скажите, чего ради устраивать комедию?

Канатоходец молчал. Айсберг, на который налетело судно, оказался миражом, а пробоина – настоящей. Судно стремительно погружалось в пучину. «Всем покинуть корабль», – раздалась команда, и он очнулся:

– Нет, нет, выполните мою просьбу еще раз.

Распорядитель зала утвердительно кивнул, опустил зеркало в карман и раздраженной походкой проследовал прежним курсом.

«Итак, – рассуждал Канатоходец, – я покупаю место для зеркала и во время выступления смотрю не на софит, а в него, вижу собственный отраженный взгляд, и все это происходит без моего участия, потому что я узнаю об этом от других людей. Я сумасшедший». Эта мысль, точнее, последняя сентенция, несколько успокоила его, и Канатоходец, напевая бравурный марш, отправился в гримерную комнату по идеальной прямой, будто начерченной на плитках коридора.

Он знал, что упадет, потому что решил сойти с основного каната на новый путь. К такому решению Канатоходец пришел после вскрывшихся обстоятельств его необъяснимого для самого себя поведения.

– Господи, что скажешь Ты?

– Не исследователем ли ты пришел в мой мир? – традиционно вопросом на вопрос прозвучал голос Бога.

– Шагнешь в пропасть и исследуешь закон всемирного тяготения, а также закон сохранения энергии при контакте с манежем! – прохохотал Лукавый, так же традиционно.

Стоя на площадке под куполом балагана, Канатоходец уже не смотрел ни вниз, на «глаза», ни на канат, уходящий бесконечной струной в сторону софита. Все эти атрибуты не имели значения. Решение было принято, барабанщик последний раз коснулся палочкой натянутой кожи, и Канатоходец сделал шаг… мимо каната. Зал охнул. Трюкач не упал, не повис на страховке – он исчез, только что был – и вдруг его не стало.

– Вон он, – прозвучал одинокий голос, все посмотрели на протянутую руку из зала и увидели Канатоходца на другой площадке. Шагнув с одной, он очутился на другой, минуя сам канат. Тишину разорвал восторженный рев публики. Зрители неистовствовали так, что шатровые растяжки ходили ходуном. Распорядитель зала, опасаясь за устойчивость конструкции, выскочил на улицу и замер, широко разинув рот. Город, в центре которого стоял балаган, исчез вместе с домами, улицами фонарными столбами, бездомными собаками и сонными жителями. Вокруг, сколько хватало глаз, расстилалась идеально ровная и гладкая поверхность, без ям, холмов неровностей почвы, без растений и деревьев. Земля, если так можно назвать то, что было под ногами, напоминала шоколадную глазурь, аккуратно разлитую поверх пирога. В ночном небе, над головой ошарашенного Распорядителя, висели две бледно-голубые луны.