Владимир Головин: По ту сторону смерти. Ответы на вопросы

А что такое человек? Это перемычка песочных часов. В нём есть материя. В Библии написано, что из праха земного создан человек. И в то же время, человек – есть душа бессмертная. Люди – граждане двух миров: и материального, и духовного, связующее звено между тем и другим. Человек должен господствовать, заботиться о мире материальном, поднимая его до мира духовного. И через себя одухотворять мир материальный.

В этом смысл бытия человека. В результате греха человек не идёт к этой цели в целом. Человечество не идёт путем одухотворения и одухотворения всего мира тоже, и поэтому всякого рода катаклизмы, всякого рода проблемы массового характера: от катаклизмов в природе до техногенных, болезней всякого рода. Это всё следствия одной причины: отклонение человечества от своего главного предназначения.

Это можно сравнить вот с чем. У меня есть легкие, я могу дышать только воздухом, насыщенным таким-то количеством кислорода. Если взять меня и опустить на дно реки, сказать: живи милый, живи, радуйся жизни, то я захлебнусь и погибну, но не от болезни, а от противоестественной среды, в которой мой организм не способен существовать.

Грех – это противоестественная среда, в которой человек задыхается, погибает. А будучи связующим звеном, в погибель стаскивает и всё, что ниже его, вместе с собой, даже бессознательно. Апостол Павел так говорит: «Мы знаем, что всё творение до сих пор стонет и мучается, как женщина при родах» (Рим.8:22), ожидая избавления от сынов человеческих. Поэтому все эти массовые катаклизмы, массовые страдания – это следствие того, что в целом человечество выбрало путь погибели, греха, выбрало путь противоестественный, и вот плоды этого.

Это не воля Бога, чтобы мы так страдали, воля Бога – чтобы мы в радости жили, это, к сожалению, наш человеческий выбор.

То, что в миру называют родовым проклятьем, мы, православные, этого термина избегаем. Почему? Потому, что, как понимают в миру это слово, такого явления не существует.

Когда мы проявляем любовь к усопшим через молитву, то что происходит? Языком нецерковным, но близким к православному по выводам, можно сказать так: происходит нейтрализация последствий греха на нас, на потомках. То есть получается: не только за предков своих молимся, но за себя тоже. С большей любовью молимся за таких усопших, с большим страхом за их участь, если считаем, что по их вине в роду происходят какие-то страшные последствия.

С теми людьми, которых я вел, только так и было. Приходилось видеть агонию, последние минуты жизни человека, глаза закрывать умирающим. Всегда так и было: как жили, так и умирали.

Меня всегда поражают такие вещи, очень жёсткие и очень конкретные. Если человек жил не просто греховно, а плясал под дудку беса. Это страшные явления, когда люди вживую видят бесов.

Здесь, в Болгаре, жила бабуля одна. У неё муж сильно по жизни гулял, изменял. А она страдала. Как его от этого избавить? Она не знала и поэтому ходила по всяким бабкам, дедкам. Ей там говорили: делай так и так. Она обряды некие совершала, то есть фактически вошла в сатанизм. Я её не осуждаю, время тогда безбожное было. Как бы из добрых побуждений всё это делая, она попала в лапы колдунов. Подколдовывала и сама, не понимая, что делает. Потом она стала поступать так и в других вещах, думая, что это ей поможет. Корову надо отчитать, она у неё порченная, соседу навредить, чтобы он не лез. Она в это вошла, что-то там творила. Её сноха мне сказала: «Свекровь явно умирает, но не может умереть. Мы все это видим и не знаем, что делать. Что-то необыкновенное с ней происходит, и нам всем с ней – страшно». Я сказал: «Давайте попробуем её пособоровать, причастить, прочитать отходную по ней». Сын её приехал за мной на грузовой машине, поздно, темно уже было. Как мы с ним ехали, это надо было видеть: с машиной что творилось, с ним что творилось, со мной тоже было плохо.

Когда я вошел к ним в дом, меня как будто накрыло чем. Мороз по всему телу прошёл, а почему понять не могу. Она лежала под зимним одеялом, платок сбитый, рубашка сбитая. Сил у неё нет, она лежит и как будто через нас смотрит куда-то, старается одеяло на себя натащить, под него спрятаться. И только говорит одну и ту же фразу: «Боюсь, боюсь, боюсь…» На кого-то смотрит в ужасе, под одеяло прячется и говорит: «Боюсь, боюсь, боюсь…» Я понял, кого она боится, кого она видит. И понял, почему все были в таком состоянии. Причем это все понимали. Они мне сразу не сказали, опасаясь, что я откажусь войти в их дом. Я видел, как она умирала. Она не могла умереть. Она умирает и не может умереть. Такие факты я не один раз видел.