Инна Андреева - Пасхальные люди. Рассказы о святых женах

– Окончилась заутреня; убрали мы свою церковь, иду в фанзу. Вошел, взглянул на стол и глазам своим не верю: стоят два кулича, сырная пасха, красная писанка, сахарные яйца. Господи, да откуда же это взялось? Оказалось, во время заутрени приехал из Харбина наш офицер Гуров и привез мне из Орла посылку, в которой и находились все эти блага, а сырную пасху он купил в Харбине. Наше смирение вполне вознаградилось: собирались разговляться черным хлебом, а Господь прислал настоящую пасху. Слава Ему и благодарение добрым людям!

Тихо и хорошо стало в трапезной Марфо-Мариинской обители: здесь не японская роща, не война, мирное время. Загорелись глаза у сестер милосердия, живо представивших себе Пасху в полку и солдат, некоторых из них они выходили в своем лазарете. Появились слезы на глазах у гостей обители, что когда-то сами бывали в сражениях.

Батюшка замолчал, еще находясь под властью воспоминаний. Затем расправил плечи и торжественно произнес:

– Христос Воскресе, дорогие мои! Давайте же с вами помнить, что ничто и никогда не отнимет у нас радость Воскресения Христова! Как сказал святой апостол Павел: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано: за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание. Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем». Давайте запомним эти слова и будем жить ими. Христос Воскресе!

– Воистину Воскресе! – отозвались все присутствующие.

– Мне бы хотелось здесь остаться… – не веря сама себе, пролепетала Ольга. – Батюшка, как вы считаете, это возможно?

Отец Митрофан поднял на Ольгу внимательные добрые глаза. Только теперь Ольга разглядела, что у батюшки глаза голубые, а волосы цвета соломы, длинные, собранные в косу под рясой.

Лёля подошла к нему в Светлую Среду после Божественной литургии. Это был какой-то душевный порыв, необходимость открыть кому-то свои думы. Желает ли Ольга стать сестрой? Она сама не могла этого понять. Просто последние дни были настолько светлы и радостны, и так не хотелось, чтобы они когда-нибудь закончились…

– Нам нужны сестры, – аккуратно начал священник: – Ольга Михайловна, но чтобы остаться в обители, вам необходимо прежде всего родительское благословение.

Ольга вскинула на священника глаза. Родительское благословение?

– Да, – твердо повторил батюшка. – Очень важно, чтобы ваш путь одобрили ваши родные. Понимаете, это ведь крест, и его надо нести с Богом.

– А как же Тоня? – спросила Лёля. – Ведь у нас дома никто не знает, где она.

– У Антонины иная ситуация, – помолчав, ответил отец Митрофан. – Она по сути – сирота. А вашим маменьке с папенькой нужна ваша помощь. Да и потом, простите меня, вы еще слишком молоденькая… А мы обычно принимаем сестер с двадцати одного года. Потому поезжайте пока домой. И молитесь Богу, чтобы Он явил вам о себе Свою волю. И не волнуйтесь, Бог не оставит вас, все будет так, как Ему угодно. Только верьте в простоте души.

Лёля в нерешимости опустила голову. Наверное, батюшка прав. Ее желание остаться – не более чем детское желание праздника.

Она вспомнила смерть Юлии Вревской, тонкий профиль Елизаветы Феодоровны, худенькие запястья Анечки. И свои так и не надетые наряды. И ей стало совестно.

Надо возвращаться в мир.

И снова перрон. И девушка в бежевом пальтеце и голубом платке с парусиновым чемоданчиком в руках.

– Лёля, не забывай! Пиши.

– Я буду, Тонечка. А ты молись за меня.

– Конечно. Бог даст, вернешься. Еще будем Пасху вместе встречать!

Лёля грустно улыбнулась. Что-то отчетливо говорило ей, что больше никогда она не будет встречать Пасху в Марфо-Мариинской обители и больше никогда не увидит своей кузины. И никогда у нее уже не будет таких светлых дней в жизни.

– А это… – Тоня сунула Лёле маленький конверт. – Передай моему отцу. Письмо от меня. Ну, с Богом.

Антонина перекрестила Лёлю. И пошла быстрым шагом прочь, не оборачиваясь.

Лёля заплакала.

За эту неделю весна ворвалась в Москву: деревья стояли в пышных зеленых одеждах, пахло черемухой, свежей землей и сладким воздухом.

Прощальный гудок. Поезд запыхтел и отправился. Пых-пых-пых-пах-пах. Лёля сидела в вагоне, прижавшись лбом к холодному стеклу, и ей казалось, поезд шепчет: Пасха-Пасха-Пасхальные люди…