Дмитрий Семеник - Крест Христов

И выходит из этих страшных вод иорданских Христос как бы облеченный в смерть. Проповедь, которую я упомянул, сравнивает эту тайну с погружением белой материи в краску красильщика. Погружается незапятнанная белизна, а выносится материя кровавого или черного цвета: кровь или смерть. Из древности, из греческой мифологии мы знаем образ, который уже говорил об этом. Это рассказ о Геркулесе, человеке небывалой силы, который творил только добро вокруг себя, уничтожал зло, и в этой борьбе со злом насмерть ранил кентавра. Кентавр, в котором зло било ключом, погрузил в свою кровь одежду и послал ее Геркулесу в подарок. И когда Геркулес надел эту хламиду, она прилипла к его плоти, стала жечь его, и он начал рвать ее с себя, но сорвать ее он мог только ценой собственной смерти. Так и Христос может освободиться от смертности, от последствий нашего греха, которые Он воспринял в крещении, только Своей смертью.

Вот путь Христов; но этот путь говорит нам и о нас самих, ибо это нашгрех; грех всего человечества, но и каждого из нас, потому что грех земли сплетается из мелких и из крупных грехов каждого человека. Наш грех, мой, твой, ее, его грех ложится на Христа, как эта смертоносная хламида, как эта смертность, которая собирается со всего Иордана, чтобы осталась в нем только спасительная чистота. Как мы отзовемся на это? Бог отдал Своего Сына на смерть, невинного, беззащитного; и этот Сын человеческой и Божественной любви свободной волей на Себя принимает все, что Бог на Него возложил. Как мы отзовемся на такуюлюбовь, на Божественную любовь и на человеческую любовь Христа? Как бы мы отозвались, если бы кто-либо из наших близких, друзей или кто-то нам совершенно чужой свободно, без принуждения отдал свою жизнь для того, чтобы вырвать нас из смерти? Апостол Павел дивится этому и говорит: Едва ли кто отдаст жизнь за своего друга, а Христос отдал свою жизнь за нас, когда мы были Ему врагами, когда мы служили, поклонялись греху, когда мы любили грех больше правды, больше Него… Как мы отзовемся на это? Неужели у нас не хватит ни сердца, ни воображения, чтобы понять, что это значит? Неужели, если бы кто-нибудь из нас принял смерть за другого, это было бы более убедительно, чем то, что мы знаем о Христе? Неужели человек, который бросается в огонь для того, чтобы спасти другого человека, и погибает, поступает более убедительно, чем Христос? Нельзя отговариваться тем, что Христос был Богом; Он живет и умирает в Своем человечестве, а не в Божестве. Так же как каждый из нас может отдать свою жизнь или отказать в ней ближнему, Он был свободен как человек сказать: «Возложенное на меня Отцом Я не могу принять в плоти Моей человеческой!» Он все знал, Он знал, что будет, – и Он это принял.

Вот над чем нам надо крепко-крепко задуматься, когда мы живем так, как мы живем, а не так, как Господь Своей жизнью и смертью нас молит жить.

Когда мне за многие последние годы приходилось говорить о страстях Господних, я старался сосредоточивать внимание на Самом Спасителе Христе. Сегодня я хочу говорить больше о тех людях, которые принимали участие в этом последнем, крестном пути Господнем, начиная с Вербного воскресенья.

Когда мы думаем об участниках этой страшной, страдной поры, мы всегда думаем о «них», как бы говоря: «Был я тут, этого бы я не сделал. Я бы все понимал, я бы на все отозвался, ничего бы не испугался, если только я тогда знал бы Христа». Но на самом деле это не так. Если посмотреть на себя честно, то можно себя узнать в каждом из участников этой страшной поры; и не в лице Христа, Божией Матери или тех, которые остались верными хотя бы ненадолго, но в лице тех, которые оставили Его.

И вот сейчас я хочу начать с Вербного воскресенья. Вербное воскресенье – праздник. Мы видим теперь, через две тысячи лет, как Спаситель входит в Иерусалим, как Он окружен приветственными возгласами, криками толпы. Где-то слышится голос и тех, которые хотят заставить эту толпу замолчать, которые Христа не приемлют. Но в основе мы видим вход Господень в Иерусалим как торжество, как момент, когда Он царственно, с миром въезжает в Сион, в Иерусалим, в град. Это, однако, только самая яркая сторона; что же в это время происходило? В это время толпа встречала Христа, ожидая, что Он восстановит Царство Израильское, что Он станет во главе восстания против римлян, обеспечит общественную и политическую свободу, и восстановится то, что когда-то было: независимость. А на самом деле Христос въезжал в град Иерусалимский, как пророки сказали, не на коне, словно победитель, а на осле, указывая этим, что Он приходит с миром, а не с войной, не как грозный царь, а как кроткий Спаситель. И в этом торжестве народа, в этих криках, в этом шуме только Христос знал, что все в Нем ошибаются, включая даже учеников; все думают о земном, не о небесном, и придет момент, когда разочарованные в Нем обратятся против Него с гневом, с яростью, со всей неблагодарностью своей, потому что Он обманул ихнадежду… Вход Господень в Иерусалим пронизан этой двойственностью. В этом смысле это страшный праздник, потому что в середине этого праздника Спаситель Христос – один, совершенно один; приветствуют не Его, приветствуют воображаемого политического вождя. И Он знает, что пройдет немного дней, как вся эта толпа будет кричать: «Распни, распни Его! Он нас обманул, Он обманул мою надежду, Он солгал против моей надежды». Вот одиночество Христа среди этой толпы.