Мария Скобцова: Таинство ближнего

И в этом еще одна удивительная особенность богословской мысли матери Марии: радикализируя аскетические и общехристианские требования к человеку, возводя их на новую высоту, она при этом одновременно словно расчищает перед читателем дорогу к этой зовущей новой высоте, словно распахивает окна, так что в прежде душное и тусклое пространство начинает литься воздух и свет. Мы оказываемся в богословском пейзаже, в котором и Христос, и Богоматерь, и Дух Святой близки нам как никогда. Образ Богоматери, как и образ Божий, вписан в каждого из нас, надо лишь расчистить накипь эгоизма и в сострадании ближнему дать ему в себе просиять. Дух Святой веет в каждом подлинно церковном деле, в каждом творческом акте человека.

Примечательно при этом, что творческая церковность оказывается не просто характерной чертой богословского метода матери Марии, но и объектом ее рефлексии. В статье «Истоки творчества» (1934) она формулирует «евангельскую теорию творчества». Для этого она внимательно анализирует все евангельские цитаты с глаголом «творить», «делать», «совершать», поскольку образцом и вершиной человеческого творчества считает деяния и свершения «самого совершеннейшего, то есть самого творческого» «из всех человеков-творцов» [25] Истоки творчества // Там же. С. 58. – Христа. И тут мы вновь возвращаемся к «мистике человекообщения», поскольку истоком творческой активности Богочеловека оказывается Его послушание Отцу, когда Отец и Сын творят вместе, «в нераздельном единстве творческой любви» [26] Там же. С. 59. . Такая неотделимость творчества от любви характерна и для земного, человеческого творчества, которое в своей подлинности также укоренено в Троическом Единстве Божества. Именно поэтому мать Мария считает любое творчество «актом некой соборности, некоего абсолютного общения не только с Богом, но через Бога и со всем миром» [27] Там же. С. 63. , так что вне такого общения человек просто не может по-настоящему творить; и именно поэтому она утверждает, что «движущей силой всякого земного творчества является сейчас в мире Дух истины, который научает, и возвещает, и приводит к общению с первоисточником всякого творчества в мире».

Тот приток свежего воздуха, который мы ощущаем, читая статьи матери Марии, слыша ее живой, неравнодушный голос, связан не только с возвращением в Церковь памятования о творчестве и свободе как неотъемлемых атрибутах церковности, но и с прояснением изначальных смыслов: что есть христианство, православие, живая вера, в отличие от мертвого эрзаца религиозности, от пустого благочестия; что такое подлинный аскетизм в отличие от «темного аскетизма», присущего, например, большевикам. И здесь ключевым моментом опять-таки оказывается «мистика человекообщения», то есть евангельская любовь к ближнему. В статье «Типы религиозной жизни» (1937) мать Мария феноменологически описывает различные бытующие в нашем церковном быту типы благочестия: синодальный, уставщический, эстетический, аскетический; их представители могут годами ходить в церковь, соблюдать все правила, знать устав, ценить красоту церковной службы, достигать вершин аскетизма и в то же время не иметь ничего общего с христианством, потому что они не имеют ничего общего со Христом. Подлинная православная церковность являет себя только в «евангельском» типе благочестия, то есть в жизни по евангельским заповедям, в следовании за Христом, в способности любить. И тогда можно встретить Христа в любом человеке, с которым мы вступаем в общение, даже в самом неприятном и самом неудобном: если отречься от себя и своего, не искать выгоды, но подлинно видеть телесные, душевные и духовные нужды человека, то в этой трудной, но благодатной встрече, в этом таинстве ближнего, как молния, просияет вдруг встреча с Самим Христом, случится самое лучшее из всего, что только может случиться в нашей жизни. И в этом один из парадоксов творчества матери Марии, как и самой ее жизни: проповедуемое и являемое ею христианство, при всей своей предельной требовательности к человеку, при заостренности темы крестной жертвы и предельности самоотдачи, говорит о полновесной радости, дарованной нам уже здесь и сейчас, в каждой земной встрече, в каждом нашем усилии, свидетельствует о пасхальном ликовании. «Христианство – это пасхальная радость… – пишет мать Мария. – Подлинное, богочеловеческое, целостное, соборное христианство зовет нас пасхальной песней: друг друга обымем. Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы. Возлюбим, это значит не только единомыслие, но и единодействие, это значит – общая жизнь» [28] О монашестве // Наст. изд. С. 103. .