Лев Регельсон: Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Однако христианство в целом, а православие в особенности, своей высшей целью ставит именно осуществление воли Божией, постепенное созидание своего рода «островков» Царства Божия на земле. «Да святится Имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя на земле, как и на небе», – ежедневно молится каждый христианин. Согласно святоотеческому пониманию, Царство Божие утвердилось там, где устойчиво действует божественная благодать, свободно принятая человеческой волей. В православной России главными такими «островками» Царства Божия на земле были: царский престол, молитвенное сердце подвижника и православный храм. Влияние этих «островков», обуреваемых вихрями человеческих страстей и вторжениями «духов злобы поднебесных», то распространялось на весь народ, то сокращалось почти до полного исчезновения.

Особенно яростным нападениям подвергался царский престол – в силу огромных возможностей благодатного воздействия через него на все сферы народной жизни. Однако, в силу предельного могущества человеческой воли, которым был наделен самодержавный монарх, он имел возможность осуществить на деле те греховные и преступные побуждения, которые для обычного человека остаются бессильными мечтами. Страстные помыслы, даже не осуществленные, изгоняют из сердца христианина благодать, которая даруется ему в таинствах и молитвах. Преступления и злодейства царей имеют неизмеримо более тяжкие последствия, поскольку они не только губят его собственную душу, но и ставят преграду для благодатного воздействия могущественной харизмы царского престола на жизнь целого народа.

Начало ХХ века в России ознаменовано рядом великих отречений церкви и народа от православной традиции.

Официальные акты церковной власти, предшествовавшие революции, были связаны с вероучительным отрицанием молитвенного имяславческого движения, которое стало набирать силу среди русского монашества на Афоне. Пассивно принятое церковным большинством, при неуверенном сопротивлении государя, это «имяборчество» было свидетельством глубинного кризиса веры, опустошительных потерь в недрах церковного духа. Знаменателен и тот факт, что главными инициаторами осуждения и разгрома имяславия оказались будущие церковные лидеры: Антоний Храповицкий и Сергий Страгородский. Не понимая благодатной сущности этого движения, они все внимание сосредоточили на отдельных неточных выражениях имяславцев, вместо того чтобы своей иерархической властью поддержать их, помогая избежать мистического прельщения и фанатических крайностей. Собором 1917–1918 гг. была создана специальная комиссия по имяславчеству, которая успела собраться только три раза. Попытка уточнить и развить богословскую позицию имяславия была предпринята членами этой комиссии Флоренским и Булгаковым, а позднее – Лосевым.

Вскоре после разгрома имяславия синодальной церковной властью русский народ в принципе отверг идею божественной власти, осуществлявшуюся через царя – помазанника. Отречение от монархии совершила не династия, но именно народ. Действия последних представителей династии Романовых нельзя рассматривать как отказ от выполнения своего монархического долга; напротив, это были исповеднические акты, свидетельствующие о божественном характере монархической власти. Согласно православному пониманию, «благодать не насилует» – Бог, в отличие от земных тиранов, не навязывает Свою власть принудительно. В марте 1917 г., впервые после Земского собора 1612 г., торжественным актом великого князя Михаила русскому народу было предложено, через своих представителей в Учредительном собрании, заново подтвердить свое глубинное, принципиальное согласие на монархию. При этом не исключалось ни избрание новой династии, ни установление новых форм отношений между монархом и органами народного представительства. Однако подобного народного согласия так и не было выражено, а без этого никакая монархия дарована быть не может.

После того как церковь отреклась от прославления Имени Божия, а народ отказался от богоустановленной монархии, последним «островком благодати» в России остался только Храм и совершаемые в нем тайнодействия, но и он оказался под угрозой исчезновения.

Декрет об отделении церкви от государства (отнятие у церковного народа права собственности на молитвенные здания) означал в глазах верующих отмену статуса Храма как Божьего достояния. Следующим этапом наступления на Церковь было принудительное изъятие церковных ценностей. Верующие не могли воспринять это иначе как святотатство, т. е. хищение и осквернение священных предметов православного культа. Сопротивление верующих этому святотатству послужило главным предлогом для обновленческого раскола, поощряемого властью. Отвержение этого раскола большинством православного народа было связано с его убеждением, что обновленческое духовенство потеряло тайносовершительную благодать. И, наконец, сергианский идейный компромисс с безблагодатным царством коммунизма был воспринят народом как отказ от самого стремления к утверждению на земле Царства Божия. Этот компромисс к тому же оказался неразрывно связан с разрушением канонических основ церковной жизни, только что восстановленных собором 1917–1918 гг.