«И был Сергий первый постриженник своей уединенной обители, первый начинанием и последний мудрованием, первый по счету и последний по тем смиренным трудам, которые сам на себя возлагал; можно даже сказать, что он был и первый и в то же время – последний, потому что, хотя и многие после него в той же самой церкви принимали пострижение, но ни один не достиг меры его духовного возраста. Многие так же начинали подвиг, но далеко не все так и оканчивали; много было у Сергия учеников, много подвизалось и после него в обители добрых иноков, но никто не смог сравниться с ним: для всех и всегда он остался образцом совершенства иноческого! С пострижением он не только отлагал власы главы своей, но с отнятием власов отсекал навсегда и всякое свое хотение; совлекаясь мирских одежд, он в то же время совлекался и ветхого человека, чтобы облечься в нового, ходящего в правде и преподобии истины; препоясывая чресла свои, он уготовлял себя к мужественному подвигу духовному; отрекаясь от всего, что в мире, он, как бы обновляемый юностью, орлею возлетал на высоту созерцаний духовных»…
Так рассуждает о своем великом учителе его достойный ученик, преподобный Епифаний; а кто лучше и ближе мог оценить подвиги его возлюбленного аввы?
Семь дней провел новопостриженный Сергий неисходно в своей церквице; каждый денно старец игумен совершал Божественную литургию и приобщал его Святых Христовых Таин, и во все эти семь дней Сергий ничего не вкушал, кроме просфоры, даваемой ему от постригавшего. Чтобы сохранить бодрым и неразвлеченным ум свой, Сергий уклонялся от всякого поделия; с его уст не сходили псалмы и песни духовные; утешая ими себя, он славословил Бога и взывал к Нему из глубины сердца благодарного: Господи, возлюбих благолепие дому Твоего и место селения славы Твоея (Пс. 25:8). Дому Твоему подобает святыня, Господи, в долготу дний (Пс. 92, 5). Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил! Желает и скончавается душа моя во дворы Господни, сердце мое и плоть моя возрадовастася о Бозе живее. Ибо птица — душа моя – обрете себе храмину, и горлица гнездо себе, идеже положит птенцы своя… Блажени живущии в дому Твоем, в веки веков восхвалят Тя (Пс. 83, 2–4, 5). Яко лучше день един во дворех Твоих паче тысящ: изволих приметатися в дому Бога моего паче, неже житии ми в селениих грешничих (Пс. 83:11). Так ликовала душа Сергиева и горела Божественным огнем!
Мир не знает и не может знать тех благодатных утешений, какие ниспосылаются от Бога трудникам спасения. Мир видит только жестокость и тесноту пути иноческого и, не желая расстаться со своим широким путем, отвращается подвига монашеского, называя его бесполезным, неразумным, даже преступным самоистязанием… Не будем говорить ему о том, что ему неудобопонятно: слепому бесполезно говорить о красоте цветов; но пусть бы мир внимательнее присмотрелся хотя бы только к плодам подвигов иноческих, и тогда бы он познал их великую силу в жизни нравственной и не стал бы называть их бесполезным упражнением… «О, вы, – так взывал некогда Московский святитель Платон, – коих мысль помрачена и сердце расслаблено! Придите и посмотрите на угодника Божия Преподобного Сергия! Что ж? Разве напрасно он столько в подвиге добродетели трудов употреблял? Разве тщетны были те слезы, тот пот, которые он проливал и ими напоевал насаженное в душе своей Божественное семя? О нет! Вот сколько веков прошло, а имя его все так же любезно в устах наших, память его благословенна и следы жизни его святой достопочтенны»… Почему? Потому, что при содействии благодати Божией его подвиги преобразили всю нравственную природу его, возвратили ему первобытную чистоту и невинность, вечное блаженство и высокое богоподобное достоинство – все то, что потеряно было первым Адамом и куплено для всех нас бесценною кровию второго Адама, Господа Иисуса!
Семь дней протекли как один день; настало время Сергию расстаться со старцем-игуменом.
– Вот, отче, – с тихой грустью сказал тогда юный инок своему отцу Евангельскому, – ты уже уходишь и оставляешь меня одиноким в этой безлюдной пустыне… Давно я желал уединиться и всегда просил о том Господа, вспоминая слова пророка Давида: Се удалихся бегая, и водворихся в пустыни… (Пс. 54, 8) И благословен Бог, не оставивший меня без исполнения молитвы моей; благодарю Его благость, что не лишил меня этой милости: жить в пустыне и безмолвствовать… Ты уходишь отсюда, отче: благослови же меня, смиренного, и помолись о моем уединении… Вразуми меня: как мне жить теперь в одиночестве, как Господу Богу молиться, как избегать вреда душевного, как противиться врагу и помыслам гордыни, от него всеваемым?.. Ведь я еще новоначальный инок, я должен во всем просить совета у тебя!
Читать дальше