Сергей Пилипенко: Крестоносцы

Но той же волею сверху будут написаны эти строки и если что и подобает быть всеузнанным, то именно это, ибо нет ничего более святого на сегодня, чем знать правду того дня в самой ее истине.

Давным-давно, в годы Еврастийского опиуса, когда на Земле людей было совсем мало, один из тех мудрецов говорил: «Да, будет земля наша богата и сыта чревом, и да нисполнится сила ее, будь мы покряже.» Он умер, но слова остались. И продолжают жить до сих пор. Неужто, мы все, уходя от тех далеких времен, не хотим до сих пор принять это целомудренное высказывание непризнанного гения эпохи праправедных исполнителей указов.

Само по себе подобное высказывание может либо изменить направление развития собственного ума, либо, наоборот, что-то дополнить такое, которое до жадности внутри раскроет душу и откроет занавес тайны веков.

Иногда говорят:

«Не угодя всем и вся, дай прорости семени правды, ибо только оно способно внутри чрева каждого опостыть и заставить всковырнуть землю общей пахоты лжи».

Так и в этом романе. Если мы не боимся той грянувшей ранее беды, то и не надо возлагать самим себе дань иноверцев, застывших во времени и ниспославшим себе верность победному духу племен, взросших на общей для всех Земле.

В книге описано довольно большое количество судеб, располагающихся во времени с самого первого ростка христианского племени. Она пронесет вас над бездной павших под ножом утрат веков и волей-неволей заставит задуматься.

Произведение закрывает некоторым глаза на прошлое самих себя, и оно же открывает для них новое в насыщенном бездушье настоящего.

Роман «Крестоносцы» располагает тремя основными категориями своего развития. Он начинает свое первое повествование с момента прихода на Землю новой исповедальной веры и заканчивает днем настоящим.

Средина его пути пролегает в средневековье, которое довольно широко описывает наглядность дня настоящего, невзирая на разность времен.

Путь самих героев показывает, насколько близка человеческая обычная дружба и настолько может быть коварно-лживой перенесенная радость порыва искренней любви в соответствии с духом потворного времени какого-либо столетия.

Книга предлагает ту правду жизни именно такой, какая она есть, совсем не забирая при этом весьма дорогого на сегодняшний день времени. И все же, хочется верить в то, что уходя от тех репрессий, мы сможем выразить самих себя в более лучшем исполнении, нежели это было до дня настоящего.

Многое – исполняет немногое, так же, как и наоборот.

Эти слова не сказаны автором, но они подтверждают его уверенность в своей правоте. На этом я заканчиваю небольшое вступительное слово и предлагаю саму книгу к чтению. Возможно, ее первые страницы укажут вам на что-то или позовут к чему-то. Прикоснитесь к ним, и вы поймете, какую правду мы вознесли в душе, построив уже современный, насквозь пропитанный ложью мир.

Если и есть ум на Земле, то он не пришел бы с пустыми руками. Это не голая фраза. В ней заключена огромная значимость уже настоящего.

Читайте и исповедуйте, но только не плачьте во времени. Слезы не искупают вину. Они только ее подтверждают и даже частью усугубляют. С уважением, автор.

В те далекие времена, когда еще море не заходило так далеко вглубь той земли, на свет, именуемый Палестиной, родился мальчик, довольно простой, но вместе с тем, было в нем что-то по существу неестественно-необычное.

И на то время в его глазах еще не светилась правда, отождествляющая и ставящая в ранг победоносца, а небольшое светлое личико лишь отражало обыденность буднего дня.

Но свет взгляда, полный блеска и теплоты, склонившейся над ним матери, придавал все же ему упорную веру в свою выживаемость и давал слабую искру надежды на исполнение воли верхов.

Мать не могла оторвать глаз от спящего младенца, и все время тараторила про себя какую-то забытую всеми старую поговорку, доставшуюся ей в наследство от своих, давно отошедших в мир иной предков.

Она была также одинока, как и рядом спящий малыш, у которого не было отца и даже отведенного ему положенного места под крышей.

Всего лишь небольшой пальмовый навес и довольно худенькие стены, сколоченные наспех ею самой, обогревали их, сохраняя небольшую уверенность в том, что они смогут добраться до своих спустя время, так постыдно бежавших от них и бросивших на произвол судьбы.

Женщину изгнали со своего племени за ее не искреннюю, как им казалось, исповедь. Она рожала ребенка ни от кого. И их это пугало, ибо они думали, что этого быть не может.