Внимательно оглядев аудиторию, заполненную студентами, он с вызовом спросил: «После того, как вы целый семестр занимались у меня, найдется ли здесь кто-нибудь, кто еще верит в эту смешную религию?»
Подойдя к столу, Вайс остановился, торжествующе посмотрел на собравшихся и поднял правую руку, в которой держал новый кусок мела. Пол в аудитории был бетонный. Студенты не отрываясь смотрели на профессора. Воцарилась полная тишина. Вайс с язвительной насмешкой продолжал словесную атаку, содержание которой уже давно выучил наизусть: «Если здесь еще есть кто-нибудь, кто верит в религию и так называемую силу молитвы, пусть встанет и помолится. Пусть помолится, чтобы этот мел не раскололся, когда я брошу его на пол… Я говорю вам и этой так называемой силе, что ни ваша молитва, ни ваша религия, ни даже так называемый Господь Бог не сделают ничего, чтобы этот мел не раскололся, когда я брошу его. Докажите мне, что я не прав!»
В правом углу аудитории послышалось легкое движение. Все обернулись и увидели, что парень, которого звали Дэвид, поднялся и пошел по проходу. Остановившись прямо напротив своего наставника, он ясно и спокойно сказал: «Доктор Вайс, я сделаю это».
«Как вам это нравится? — спросил профессор, обращаясь к аудитории. — Перед вами стоит настоящий, живой человек, который верит в явную глупость, что Бог ответит на его молитву. Я правильно говорю?»
«Да, сэр. Я знаю, что Бог ответит на нее», — твердо заявил Дэвид.
«Как вам это нравится? — повторил профессор. — Вот что, молодой человек: чтобы вы все правильно поняли, объясню еще раз, что я собираюсь сделать».
Затем он снова начал говорить, что бросит на пол мел, что тот разлетится на куски и что никакая сила во вселенной не сможет этому помешать.
«Ну-с, молодой человек, вы все-таки решили молиться?» — с упреком спросил он.
«Да, профессор, решил», — так же твердо ответил Дэвид.
Профессор ликовал, злорадно предвкушая победу.
«Ну что ж, так тому и быть. Прошу всех собравшихся почтительно помолчать, пока этот парень помолится». Сарказм слышался в каждом его слове. Затем, повернувшись к Дэвиду, Вайс спросил: «Ну, вы готовы?»
«Профессор, — произнес Дэвид, — я готовился к этому моменту всю свою жизнь».
«Ну что ж, прекрасно. Когда вы будете молиться, мы умолкнем и склоним головы». Никогда еще в словах Вайса не было столько насмешки и иронии.
Затаив дыхание, все пятьдесят человек не отрываясь смотрели на Давида, а тот просто поднял голову к небу и помолился:
«Господи, я знаю, что Ты есть, и молюсь во имя и к славе Сына Твоего Иисуса. Молюсь и о себе, доверившемся Тебе всем своим сердцем. Если хочешь, сделай так, чтобы этот мел не раскололся. Аминь».
Насмешливая улыбка еще играла на губах профессора. «Это все?» — спросил он.
«Все», — выдохнул Дэвид.
Подняв мел над головой, доктор Вайс вызывающе помедлил и затем бросил его. Но в этот день случилось чудо: падая, мел скользнул по джинсам профессора, ударился о парусиновые туфли и с глухим стуком покатился по бетонному полу — даже не треснув!
На какой-то миг воцарилась звенящая тишина, затем кто-то безудержно расхохотался, смех подхватили — и вот уже вся аудитория до слез хохочет над покрасневшим от стыда профессором. «Молодец, Давид!» — во весь голос кричит кто-то с задних рядов. Давид оборачивается и улыбается — тихой, смиренной улыбкой, показывает пальцем вверх, и все понимают — даже профессор!
Студент Давид не был таким сильным и мускулистым, как тот юноша, который, еще до того как стать царем, пас овец и одолел льва, медведя и великана. Он был тонок, немного сухопар, и казалось, что легкий ветерок может свалить его с ног. Но этот слабый Давид решил: нельзя молчать, если Богу брошен вызов. Надо было ответить атому современному Голиафу — ведь, в конце концов, недаром же его звали Дэвид!
Бог прячет Своих героев в самых неожиданных местах, но когда бьет час, они выходят вперед. Так было и будет!
Похитители иногда говорят своим узникам, что родные и близкие позабыли их, а порой силою заставляют в это поверить. Как мы могли дать знать нашим пятидесяти двум заложникам, что родина помнит о них? Кто-то обвязал желтой лентой старый дуб, и вскоре такие ленты можно было видеть повсюду. Но как заложникам узнать об этом? Как им узнать, что восемь бравых парней пожертвовали жизнью, пытаясь их спасти? Как им убедиться, что мы не переставали отсчитывать дни с момента их пленения? Как они все это узнают, если набитые письмами сумки лежали нераскрытыми, а читать им разрешали только короткие записки, да и то после тщательной цензуры?
Читать дальше