Квинт Тертуллиан - О ПЛАЩЕ

//78//сами матроны неразумно присвоили себе из подарков храбрых мужей, а нечистую голень облекает в чистый или красной кожи сапог, — почему ты не смотришь также и на эти одеяния, или на те, которые обличием своей новизны ложно выставляют напоказ религиозные чувства? Когда люди оказываются посвящены Церрере на основании совершенно белого одеяния, служащей особым признаком повязки и привилегии меховой шапки; когда из-за противоположенного стремления к черной одежде и мрачной овчине на голове другие люди бегут на горы Беллоны; когда одеяние с широкой пурпурной полосой и накинутые сверху красноцветные галатий-ские покровы прославляют Сатурна; когда этот же самый плащ, лишь более причудливо одетый, и сандалии на греческий манер лестны для Эскулапа; насколько больше, пожалуй, ты станешь уличать и осаждать своими взорами пресловутый паллий — ответчика хотя и за легкий и непринужденный; но все же предрассудок? Однако поскольку он впервые облек и ту мудрость, которая отвергла пустые предрассудки, именно паллий — воистину священная одежда; жрец, вознесенный превыше всех одеяний и пеп-лосов, превыше всех вершин и титулов. Я убеждаю: опусти глаза и почти одежду — обличительницу твоего единственного заблуждения.

V.I.

Итак, говоришь ты, стало быть, от тоги к паллию? А что, если и от диадемы со скипетром? Разве иным образом изменился Анахарсис, когда царству //79//

Скифии предпочел философию? Пусть в целом и нет специфических признаков у человека, перешедшего к лучшему, но есть эта одежда, которая вполне может считаться таковым признаком.

Прежде всего обрати также внимание на его простое надевание, которое, как известно, не вызывает отвращения. Нет нужды и в умельце, который бы накануне для начала сформировал складки, потом перевел бы их на липовые лубки и все строение стянутого умбона поручил бы стражам-щипцам; который бы затем, с рассветом, прежде охватив поясом тунику, которую было бы лучше выткать более умеренного размера, снова приведя в порядок умбон, а также, если что-то растрепалось, вновь придав форму, спустил бы одну часть слева, а ее охват, из которого рождается пазуха, отвел бы, предварительно убрав дощечки с лопаток; после этого же, оставив свободной правую руку, свел бы этот охват на левую сторону вместе с другим подобным дощатым настилом, предназначенным для спины, чтобы таким вот образом поклажа одевала человека.

V.2.

Наконец, я спрошу твою совесть: как, прежде всего, ты чувствуешь себя в тоге, одетым или нагруженным? Имеешь ли ты на себе платье или работаешь насилыциком грузов? Если ты будешь отрицать очевидный ответ, я последую за тобой домой и увижу, что прямо с порога ты поспешишь сделать. В самом деле, сложение никакой другой одежды не приветствуется людьми так, как снятие с себя тогии Мы уж ничего не говорим о башмаках — свойственном тоге пыточном орудии — защите ног грязней-

//80//шей, но вместе с тем и ложной. Ибо кому, пожалуй, не полезнее мерзнуть и в жару и в холод с босыми ногами, нежели со скованными обувью? Большую поддержку для ходьбы — сапоги из сыромятной кожи — предусмотрели для изнеженных людей сапожные мастерские Венетии!

V.3.

Но все же нет ничего удобнее плаща, даже если он двойной, как у Кратета. Никогда не возникает никакой задержки при одевании, ибо все его предназначение — облекать без труда. Одеться можно одним обертыванием, которое ни в каком месте, по крайней мере, не оказывается бесчеловечным. Так паллий облекает все части человеческого тела. Он, по желанию, открывает или закрывает плечо; вообще же — плотно к нему прилегает. Он нисколько не жмет, нисколько не тянет, нисколько не заботится о надежности складок, легко управляет собой, легко приводится в прежний порядок. Даже когда его снимают, он не вверяется назавтра никакому мучению. Если имеется какая-нибудь нижняя рубашка, плащ свободен от пытки пояса. Если надеваются башмаки — отлично, но босые ноги определенно более мужественны, нежели обутые.

V.4.

Это, между тем, — в защиту паллия, раз уж ты вызвал его по имени в народное собрание. Впрочем, вот он уже и сам выступает с апелляцией по своему делу. "Я, — говорит плащ, — ничего не должен ни форуму, ни Марсову полю, ни курии. Я не бодрствую по обязанности, не занимаю наперед ростры, не охраняю преторий. Я не чувствую запаха сточных канав, не признаю ограды, не ломаю скамьи, не //81//

нарушаю права, не лаю судебные речи, не сужу, не служу, не правлю. Я удалился от народа. Моя забота — во мне самом. Я не забочусь ни о чем другом, кроме того, чтобы не иметь заботы. Лучше наслаждаться жизнью в отдалении, чем на виду.