Иисус, которого я не знал

Для меня не составит труда распознать все эти пороки. Однако когда я от анализа церковной истории обращаюсь к себе самому, я замечаю, что я тоже слишком уязвим для этого искушения. Мне недостает силы воли отказаться от простых решений человеческих проблем. Мне не хватает терпения, чтобы позволить Богу неторопливо и «по–джентльменски» выполнять свою работу. Я хочу добиться контроля над самим собой, чтобы заставить других участвовать в делах, в которые я верю. Я готов обменять некоторые свободы на гарантию безопасности и защиты. Я готов пожертвовать даже большим, чтобы получить шанс осуществить мои амбиции.

Когда я чувствую, что эти искушения овладевают мной, я обращаюсь к истории об Иисусе и сатане в пустыне. То, что Иисус не поддался искушениям со стороны сатаны, обеспечило мне свободу, в которой я упражняюсь, когда оказываюсь лицом к лицу с моими искушениями. Я исповедую то же доверие и терпение, которые продемонстрировал Иисус. И я радуюсь тому, что, как говорится в Послании к Евреям святого апостола Павла, «ибо мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха… Ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь».

Апостольское вероучение касается только одной грани жизни Иисуса, начиная с его рождения и перескакивая непосредственно к его смерти, сошествию в ад и восхождению на небеса. Подождите минуту — все ли мы учли? Что происходило в промежутке между тем, когда его родила Дева Мария, и тем, когда Понтий Пилат послал его на смерть? Каким–то образом, все то, что говорил и делал Иисус в течение его тридцатитрехлетнего пребывания на земле отходит на второй план в поспешной попытке интерпретировать его жизнь. Как прошла его жизнь здесь?

То, что я помню из воскресной школы, в значительной степени сводит на нет мои попытки изобразить повседневную жизнь Иисуса, поскольку там она представлялась в виде безжизненных фигурок. Вот он читает свои проповеди. Вот он держит на руках ягненка. Вот он говорит с самаритянкой, а вот другой разговор — с человеком по имени Никодим. Наиболее живой была сцена, изображавшая, как ученики в их миниатюрной лодочке качаются на волнах нарисованного голубого моря. Мне вспоминается один эпизод, изображающий Иисуса, стоящего в храме с хлыстом в руке, но все это совершенно не соответствовало тому, что я узнал о нем. Так, он никогда не изображался во время веселых праздновани и. Возможно, я и узнал в воскресной школе некоторые факты из его жизни, но как личность он оставался для меня далеким, и в его личности мне недоставало характерных черт.

Фильмы об Иисусе помогли мне оживить его образ. Заметно, что в некоторых из них, таких как «Иисус из Назарета» режиссера Дзефирелли, приложены большие усилия по воссозданию событий в точном соответствии с евангельскими повествованиями. В отличие от застывших школьных сценок, фильмы представляют Иисуса в действии, окруженного энергичными слушателями, которые толкают друг друга, чтобы протиснуться в первые ряды и обратиться к нему со своими претензиями.

Когда я смотрю эти кинокартины, а затем возвращаюсь к Евангелиям, то пытаюсь представить себя одним из действующих лиц в качестве журналиста или, по меньшей мере, в роли похожего персонажа из первого века нашей эры. Я стою в толпе, слушая и делая записи, намереваясь уловить какие–нибудь характерные черты для моих сообщений, и в то же время опасаясь того, как бы он не оказал влияния на меня лично. Что я вижу? Что производит на меня впечатление? Что разочаровывает меня? Как я могу представить его моим читателям?

Я не могу начать с того, с чего я обычно начинаю репортаж о каком–либо человеке, то есть с описания того, как выглядит мой персонаж. Этого никто не знает. Первые полуреалистичные изображения Иисуса появились не ранее пятого века нашей эры, да и те были основаны только на предположениях; пока греки не начали изображать его молодым, безбородым человеком, напоминающим бога Аполлона.