Над подобным экстремизмом можно смеяться или плакать. Но в любом случае христиане вынуждены признать эту мрачную составляющую своего наследия. Конечно, во всемирных масштабах парадигма сейчас изменилась: «христианский Запад» воспринимается ныне как оплот декаданса, а не крайнего законничества. Зато в некоторых мусульманских странах полиция нравов избивает дубинками женщин, осмелившихся сесть за руль или появиться на улице без паранджи. В отелях Израиля «субботние» лифты автоматически останавливаются на каждом этаже, чтобы ортодоксальные иудеи могли избежать «работы», то есть нажимания кнопки.
Однако маятник качается из стороны в сторону, и среди некоторых христианских группировок законничество вновь поднимает голову. А где укореняется законничество, в скором времени прорастают колючки экстремизма.
Законничество коварно, ибо ни один человек не признает себя законником. Собственные правила кажутся насущными, и только чужие — излишне суровыми.
* * *
«Вы даете десятину с мяты, аниса и тмина, но остаовили важнейшее в законе: суд, милость и веру… Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!»
Иисус упрекает фарисеев не за экстремизм как таковой — не так уж Его волновало, сколько раз в день они едят или моют руки. Его возмущало, что свои крайности фарисеи навязывают другим людям, всецело сосредоточиваясь на мелочах и забывая о главном. Наставники народа, платившие десятину с каждого пучка зелени, не замечали угнетения и несправедливости в Палестине. Стоило Иисусу исцелить больного в субботу, как выяснилось, что Его оппонентов гораздо сильнее волнует соблюдение протокола, нежели здоровье человека.
Худшие черты законничества обнаружились во время суда над Иисусом: фарисеи отказались входить во дворец Пилата, дабы не оскверниться перед празднованием Пасхи, и спланировали распятие таким образом, чтобы оно не нарушило субботний покой. Величайшее преступление в истории человечества совершилось при полном соблюдении ритуальных предписаний.
И ныне можно наблюдать немало примеров пристрастия законников к мелочам. Я воспитывался в приходе, где сурово критиковали неподобающие прически, украшения и рок–музыку, не замечая расовой несправедливости и тяжкой участи негров на Юге. В библейском колледже, где я учился, ни разу не прозвучало упоминание о геноциде, едва ли не самом ужаснейшем злодеянии на памяти людей. Мы так увлеклись измерением длины юбок, что не успевали задуматься над современными политическими проблемами — угрозой ядерной войны, расизмом, голодом. Я познакомился со студентами из ЮАР, которые твердо знали: нельзя жевать резинку и стоять в церкви, засунув руки в карманы, нельзя носить джинсы — они бросают тень на духовное состояние человека. Однако их наставники принципиально отстаивали расистскую доктрину апартеида.
Американский делегат, побывавший на конгрессе Всемирного альянса баптистов 1934 года в Берлине, так описывал свои впечатления от гитлеровской Германии:
Огромное облегчение — побывать в стране, где запрещена продажа разнузданной сексуальной литературы, где не показывают гангстерские фильмы и развратное кино. В Новой Германии сожгли массу развратных книг и журналов, заодно превратили в пепел еврейские и коммунистические библиотеки.
Этот же делегат восхвалял Гитлера как вождя, не употребляющего алкоголь и табак, принуждающего женщин соблюдать скромность в наряде, запретившего порнографию.
Нетрудно ткнуть обвиняющим перстом в сторону немецких христиан 1930–х годов, южных фундаменталистов 1960–х, южноафриканских кальвинистов 1970–х. Но меня преследует мысль, что и современные христиане когда–нибудь подвергнутся столь же суровому осуждению. Мы боремся с мелочами и забываем важнейшие элементы закона — справедливость, милосердие, суд! Что существеннее в глазах Бога — кольцо в носу или бандитизм на улицах больших городов? Громкая музыка или голод в странах третьего мира? Соблюдение обряда или складывающая культура насилия?
Писатель Тони Камполо, регулярно посещающий христианские колледжи с проповедями, одно время начинал свое выступление с такой провокации: «ООН сообщает, что каждый день от голода умирает более десяти тысяч человек, а вам все по… И еще ужаснее, что сейчас вас гораздо больше возмущает произнесенное мной ругательство, чем тот факт, что сегодня умрут еще десять тысяч человек». Реакция слушателей подтвердила его правоту: практически каждый раз либо священник, либо декан колледжа направляли ему после выступления письмо с протестом против нецензурных выражений. Но никто ни словом не упоминал о голоде.
Читать дальше