Филип Янси - Что удивительного в благодати?

Я не в силах смягчить это страшное определение благодати, ибо Библия требует, чтобы оно звучало именно так — безусловно и резко. Господь наш — «Бог всяческой благодати», утверждает апостол Петр. А благодать означает, что я никакими делами не могу добиться от Бога большей любви и никакими делами не могу уменьшить Его любовь ко мне. Следовательно, и я — пусть незаслуженно — приглашен занять свое место на пиру Божьей семьи.

Инстинкт твердит: сделай что–нибудь, дабы угодить и заслужить одобрение. Благодать, освобождающая нас от этого требования, кажется поразительным парадоксом. Только молитва помогает мне верить в это.

Юджин Питерсон сравнивает двух богословов IV века, двух непримиримых оппонентов — Августина и Пелагия. Пелагий изящен и любезен, убедителен, всем приятен. Августин провел юность в грехах, нажил множество врагов. Однако Августин в своем богословии опирался на Божью благодать и пришел к истине, а Пелагий полагался на усилия человека и пришел к ереси. Августин страстно стремился к Богу. Пелагий методично трудился, чтобы заслужить Его одобрение. Петерсон утверждает: в теории христиане склоняются к Августину, а на практике — к Пелагию. Они исступленно трудятся, чтобы угодить людям и даже Богу.

Каждый год по весне я поддаюсь известному всем болельщикам «мартовскому безумию»: не могу устоять перед искушением и пропустить финальный матч по баскетболу, в котором всего две команды из шестидесяти четырех, вступивших в турнир, борются за чемпионский титул. И всякий раз судьба последнего матча решается в последнюю минуту, когда восемнадцатилетний паренек за секунду до финального свистка выходит бросать штрафной.

Он нервничает, водит мяч, никак не решаясь взять его в руки и сделать бросок. Если он потеряет заветные два очка, быть ему козлом отпущения для всего университета, да что там — для всего штата. Двадцать дет спустя на приеме у психоаналитика он будет вновь и вновь переживать это поражение. Но если забьет — тогда он герой. Его фотографию напечатают на первой странице газеты. Может, когда–нибудь и в губернаторы выберут.

Он подхватывает мяч, но тут команда противника берет перерыв — пусть, дескать, мальчик окончательно разнервничается. Он стоит у кромки поля, товарищи ободряюще хлопают по плечу, но слов не находят: все зависит от него.

Помнится, однажды мне пришлось подойти к телефону как раз в тот момент, когда паренек отважился, наконец, бросить мяч. Его лоб избороздили морщины, он закусил губу, левая нога, слегка отставленная в сторону, тряслась. Двадцать тысяч болельщиков вопили, махали плакатами и шарфами, отвлекая его.

Разговор по телефону занял какое–то время. Когда я вернулся, картина на экране полностью изменилась. Тот же мальчик, сидя на плечах товарищей, резал на сувениры веревку баскетбольной корзины. Беззаботный, счастливый, улыбка не влезает в экран телевизора.

Два кадра — юноша, замерший перед броском, и тот же юноша, празднующий победу — два символа безблагодатного состояния и благодати.

Мир живет вне благодати. В нем все зависит от собственных усилий человека. От того, как я брошу мяч.

Царство Божье ведет нас иным путем, где все зависит не от нас, а от Него. Не нужно ничего добиваться, достаточно следовать за Ним. Он дорогой ценой стяжал для нас победу — приглашение на пир.

Когда я думаю об этих двух мирах, меня тревожит вопрос: какой из них отражает мое духовное состояние?

Дейзи появилась на свет в 1898 году в рабочей чикагской семье. Она была восьмым ребенком, а всего у матери родилось десять. Отец не зарабатывал даже на хлеб, а когда он пристрастился к выпивке, денег в доме и вовсе не стало. Даже сейчас, когда близится ее столетний юбилей, Дейзи вспоминает ту пору с содроганием. Отец был, по ее словам, «злобным пьяницей». Дейзи Пряталась в уголке, рыдая, когда отец избивал младшего брата и сестренку, швыряя их на грязный линолеум. Она ненавидела его всей душой.

Наступил день, когда отец выгнал жену из дому. «Чтоб к полудню духа ее здесь не было», — потребовал он. Все десять детей столпились вокруг матери, цепляясь за нее, молили: «Не уходи». Однако отец не пошел на попятный. И Дейзи, обнимая братьев и сестер в тщетных поисках утешения, смотрела сквозь узкое окошко, как мама идет по дорожке с поникшими плечами, волоча в обеих руках по чемодану, становится все меньше и меньше, исчезает вдали.