Спиридон Кисляков: Исповедь священника перед Церковью

«Ваш брат / теперь, / безрукий мученик, / идет, сияющий, в воротах рая» [9] Маяковский В. Из стихотворения «Хвои». 1916. .

По метафорической мысли поэта, кровь братьев, пролитая напрасно, не дает права прежним учителям человечества проповедовать христианские заповеди и морочить ими умы людские. Здесь художник слова превращается в агитатора и утверждает, что на смену прежнему грядет новое Рождество. Он не проясняет, чье же рождение станет основой будущего праздника. Но ясно, что это будет явление уже антихристианского порядка и невиданной морали.

Странствующий монах с обостренной чуткой душой, архимандрит Спиридон лишь отчасти мыслил и действовал в русле этого общего потока морального, психологического и социального протеста, вызванного войной и революциями. Ведь он издавна, с ранних лет, был непримирим ко всякому проявлению духовного фарисейства, омертвляющему истоки личной веры. От современных мечтателей и утопистов его отличала глубокая убежденность в том, что перемена внутреннего устроения человека зависит не от схоластических конструкций идеологий, а от духовного непрекращающегося стремления к свободе. К свободе утверждения человечности и добра.

Разница между его частным, индивидуальным протестом и общим восстанием творцов культуры против обветшавшей «церковной», «буржуазной» морали принципиальна. Архимандрит был глубоко убежден, он просто знал, что когда верующий живет по закону Царства Христа, тогда, отбросив любые подмены, пришедшие как изнутри Церкви, так и извне, погружается в иное бытие.

Он сердечно разделял убеждение своих киевских друзей-богословов в необходимости удаления из церковного организма всякого бюрократизма во имя торжества соборной, евангельской демократии. Дух свободы всегда приведет верных Христу в Его Царство, где все пронизано братством и милосердием. Профессор Василий Экземплярский постоянно напоминал ближним о пророчестве Иоанна Богослова о неизбежном конце времен и последнем страшном гонении на верных. Василий Ильич считал, что это «новое и величайшее гонение настанет в тот момент, когда Церковь перестанет угождать властителям земли… и вступит в борьбу со злом». Этот момент внезапно для всех настал в 1917-м году. «Братство Иисуса Сладчайшего», ведомое отцом Спиридоном, утверждало в Киеве времен апокалипсических не скованное внешним догматизмом чистое братолюбивое христианство. Его община действовала среди киевского пролетариата, очень быстро попавшего в тиски тирании (еще худшей, чем при прежнем режиме) и сплотившегося вокруг своего пастыря с полным пониманием того, к какой жизни насущно стремиться: жизни, основанной на Нагорной проповеди, а не на учении революционеров. Среди культурных слоев киевского общества действовала другая, дружественная «Братству Иисуса Сладчайшего» община священника Анатолия Жураковского. Всем им помогал, пока был в силах, Василий Экземплярский и кружок его соратников [10] Подробно о судьбе В. И. Экземплярского см.: Проценко Павел. К незакатному Свету. Анатолий Жураковский: пастырь, поэт, мученик, 1897–1937. М., 2017. С. 85–103, 418–424. . Это был духовный, как сказали бы сейчас, проект по осуществлению в нашей истории незамутненного самоотверженного православия. Свобода, по вере участников этого эксперимента, соединенная с постоянным, неустанным откликом на призывы Христа только одна способна преобразить родину.

Конечно, путь духовной свободы оказался предельно тернистым.

В июле 1927 года тогдашнее временное руководство Российской Православной Церкви признало в напечатанном в правительственных «Известиях» своеобразном манифесте («Декларации») советскую власть как установленную свыше и призвало всех своих последователей стать лояльными гражданами СССР, поддерживая власть во всех ее начинаниях. Таким образом, страдавшие за веру узники были признаны церковным начальством уголовными преступниками.

Архимандрит Спиридон отказался признать этот призыв христианским по существу и со своей общиной ушел к тем православным епископам, которые не сочли возможным играть в политические игры с новой властью. Движение это стало называться «иосифлянским» по имени митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых; 1872–1937). Отец Спиридон продолжал совершать то, что делал все годы, начиная с образования Братства. Проповедь, исповедь, широкая благотворительность, поддержка слабых и больных. Но даже среди киевских «иосифлян» нашлась и в это время группа духовенства, которая вдруг припомнила монаху его «сектантскую» «Исповедь», его богослужения с необычным чтением вслух «тайных» молитв. По-видимому, эта пробудившаяся вражда была тайно спровоцирована кураторами религиозных дел из ОГПУ. Лжебратия стала писать доносы епископам уже «катакомбной», особо преследуемой, Церкви. В результате на архимандрита вновь наложили епитимью в виде запрета служить привычным для него образом. Он собрался ехать в ссылку к митрополиту Иосифу и оспорить несправедливые решения. Но — не успел.