Вениамин (Федченков): Небо на земле

«Сколь возвышенна Литургия!.. Какой дух небесный! Какая широкая любовь к Богу и людям! Какое небесное сердце! Даждь мне, Господи, дух небесный, сердце чистое, любвеобильное, не связанное никакими житейскими похотями и страстями: ибо «никто из связавшихся житейскими похотьми и страстьми не может приходити или приближитися, или служити Тебе, Царю Славы!» [8] Тайная молитва во время Херувимской песни. … Даруй, Господи! Вся земля, со всеми ее сокровищами, красотами, сладостями — ничто пред таким таинством, как пречистое Тело и Кровь Господа, как священнодействие Литургии!» —

… Вот и сейчас пишешь или читаешь эти падающие со стола его восхищения крохи, — и трудно остановиться: как стремительный водоворот, восхищенный дух о. Иоанна увлекает и наши хладные души! А как он увлекал тысячи и десятки тысяч зревших его на Литургии и молитве, — об этом не только слышали мы, но и видели воочию. Свидетели еще живы по всему свету. Потому и ты, читатель, не посетуй: любовь никогда не знает меры. А лучше загорись, вдохновись, восхитись, улети и ты на высоту с этим орлом небесным.

— «Священник! ты должен быть, как орел высокопарный, дальновидный, сильный, быстродвижимый», говорит он сам, — конечно, судя по себе… В крайнем случае хоть пожелай этого. Согрейся в сердце… Потянись к этому… Попробуй… Потрудись.

Приходится видеть иногда, как высоко–высоко летают дикие, привольные птицы с охладевшего севера на теплый цветущий юг… Быстро летят… Стройным треугольником… И как‑то с силою, точно зовут за собою, кричат…

А на земле — «домашние» их сородичи, стоят ожиревшие, лениво поглядывая вверх, но уже разбуженные знакомыми родными звуками… И вдруг в них просыпается забытая воля к свободе, любовь к полету: и они начинают бить крыльями, пытаясь даже лететь за теми… Пробуют подняться. И тоже закричат громко… Но скоро спустятся, впрочем: сил еще нет… А летать могли бы…

Вольные же птицы были уже далеко. И издали едва слышался зовущий, победный клич их!..

В чем же сущность, главное содержание, основной смысл, эта преестественная сила Литургии, так увлекавшая о. Иоанна? Откуда у него такое восхищение? Где ее центр, средоточие, суть? О чем именно хотелось ему самому «в сладость и на радость» рассказать всему мiру? А ему очень хотелось это, так как волны благодати переливались из него через край. Он чувствовал не только долг, но и потребность говорить об этом, писать, благовествовать.

«Священник, — пишет он с себя, — неизреченными щедротами Христа Бога сподобляется целого моря благодати Божией чрез частое приобщение Святых Таин Тела и Крови Христовых… А от него должны все в изобилии почерпать благодать Христову. И он должен всеми мерами заботиться разливать ее шире и шире, а не удерживать ее только в себе. Тем более не должен злоупотреблять ею сам — своею недостойною жизнию или молчанием… «Горе мне, аще не благовествую» (1 Кор 9, 16), говорит Апостол. Он должен жить достойно таковой благодати, умножать ее, как талант, данный Богом во спасение и блаженство его и людей Божиих, и во славу Божию. В противном случае, он не только может лишиться ее, но и быть тяжко осужденным»… Что же видел о. Иоанн в Литургии?

Мы нередко смотрим на богослужение с точки зрения прежде всего прошений у Бога разных благ, утешения в разных нуждах. Не так чувствуют истинные молитвенники вообще на молитве, а тем более во время Литургии. Не таков был и о. Иоанн.

«Богослужение есть райское жительство»… Но разве в раю просят? Нет, там наслаждаются, благодарят и славословят. А если и просят, то только о нас, земных, — и то о спасении нашем, по любви к Богу и к нам. Так мыслил и батюшка о всем вообще богослужении, как о блаженной любви и славе. «Молитва есть постоянное благодарственное настроение», — говорил он. — «Богослужение есть пребывание с Богом и святыми, чистое, любовное, ничем не развлекаемое с ними собеседование, посильное благодарение и славословие бренными устами Господа и предначатие вечного славословия с ангелами устами духовными в преображенном теле славном, прославление св. угодников Божиих, училище благочестия всякой добродетели, приятие высшей благодати в молитве и в таинствах, и самое срастворение с Богом и обожение».

«Богослужение по духу и составу своему есть жертва любви, хвалы и благодарения Господу… Дивный дух богослужения нашей Церкви! Широкий и высокий полет дает оно душам христианским». И это понятно, если не упускать из сознания и сердца, что сделал для нас Бог, — в особенности даровав нам Сына Своего, Спасителя мiру… Уже сделал… Остается лишь воспринимать и благодарить. И все богослужение наше прежде всего проникнуто этим духом хвалы Троице и Спасителю… «В богослужении проводится главным образом та мысль, что Бог в Троице есть и Творец, и Промыслитель мiра, и что Христос — наш Искупитель, Спаситель, Помазанник, Царь и Судия всего человеческого рода, Которого мы должны благодарить, прославлять, просить о своих нуждах, Коему должны всегда каяться во грехах, Коего должны умилостивлять Жертвою бескровною (принесением Тела и Крови Иисуса Христа), Коим должны освящаться, утверждаться, и от Коего должны ждать вечной жизни.