Антоний Блум: Духовное путешествие

В этом отношении мы очень часто идем во тьме, и тьма эта является результатом помрачения нашего ума, помраченности нашего сердца, помраченности наших очей, и только когда Сам Господь прольет Свой свет в нашу душу, в нашу жизнь, мы можем вдруг увидеть, что в ней дурно и что правильно. Есть замечательное место в писаниях отца Иоанна Кронштадского, где он говорит, что Бог не раскрывает нам уродство нашей души, пока не обнаружит в нас достаточно веры и надежды, чтобы мы не были сломлены зрелищем собственных грехов. Иными словами, когда мы прозреваем все, что в нас есть темное, когда это знание растет и мы все больше понимаем себя в свете Божием, то есть в свете Божиего суда, это означает две вещи: это означает, конечно, что мы с горечью открываем собственное уродство, но также и то, что мы можем радоваться, потому что Бог одарил нас Своим доверием. Он даровал нам новое знание нас самих такими, какие мы есть, какими он всегда видел нас и какими, порой, не позволял нам увидеть себя, потому что мы не вынесли бы этого видения правды. И здесь снова суд оборачивается радостью, потому что, хотя мы и открываем то, что дурно, это открытие означает, что Бог увидел в нас достаточно веры, достаточно надежды и достаточно силы духа, чтобы позволить нам прозреть, потому что Он знает, что теперь мы в силах действовать. Все это важно, если мы хотим понять, что радость и духовный подвиг неотделимы друг от друга. Иначе постоянное и настойчивое усилие Церкви, слова Божиего открыть нам, что в нас дурно, может привести к отчаянию и омрачению ума и души. Если мы станем чересчур подавленными и падем духом, мы не в состоянии будем встретить Воскресение Христово с радостью, потому что тогда мы поймем, вернее, нам покажется, будто мы поняли, что оно не имеет к нам никакого отношения. Мы во тьме, а Христос - свет. Мы увидим свое осуждение и приговор в тот самый момент, когда должны бы выйти из тьмы в Божие дело спасения, которое - и наше осуждение, и наше спасение.

Итак, первый шаг - познать себя. Грех есть разделенность внутри нас самих и разделенность по отношению к другим; и среди этих "других" нельзя забывать нашего незримого Ближнего, Бога. Поэтому первый шаг в нашей самооценке - измерить это состояние отпадения, отделенности. До какой степени расходятся мои сердце и ум? Направлена ли моя воля к единственной цели или беспрерывно колеблется? Насколько моими поступками руководят убеждения, и насколько они зависят от неуправляемых эмоций? Есть ли во мне цельность? И с другой стороны, насколько я отделен от Бога и от моего ближнего? Это противостояние между нами и ближним начинается в тот момент, когда мы самоутверждаемся, потому что в этот миг мы неизбежно дистанцируемся от другого и отвергаем его. Сартр не случайно сказал: "Ад - это другие". Но коль скоро мы исключаем другого, мы и сами оказываемся в плену безнадежного одиночества, так что в итоге тот же французский писатель сказал: "Ад - это мы сами". Подобное самоутверждение является признаком неуверенности, отсутствия полноты, а также мерой недостатка любви в нас, потому что любовь забывает о себе и утверждает любимых. Оно раскрывает неуверенность в устойчивости нашего бытия и нашу неспособность поверить в любовь других людей. Мы самоутверждаемся, чтобы быть уверенными, что наше существование признано, что самая наша сущность вне опасности, но при этом становимся ничтожно малыми и лишенными содержания, обыденными.

Когда же мы пытаемся оценить самую любовь или, вернее, то количество любви, что есть в нас, мы можем прийти к очень горьким открытиям. Многих ли мы любим? Двоих, троих, едва ли больше, если "любовь" значит, что другой человек для нас важнее, чем мы сами. И что наша любовь значит для них? Всегда ли наша любовь им в радость? Означает ли для них наша любовь освобождение, вызывает ли ответную любовь и ликование? Не слишком ли часто бывает, что если бы жертва нашей любви осмелилась заговорить, она бы взмолилась: "Пожалуйста, люби меня поменьше, но дай мне чуточку свободы! Я пленник твоей любви; оттого, что ты любишь меня, ты желаешь определять все в моей жизни, ты хочешь на свой лад устраивать мое счастье. Если бы только ты не любил меня, я мог бы быть самим собой!" Разве это не случается довольно часто между родителями и детьми, между друзьями, между мужем и женой? Как дорого обходится наша любовь другим и как дешево нам самим; а ведь заповедь Христова гласит, что мы должны любил, друг друга, как Он возлюбил нас. Он полюбил нас до отдачи Своей жизни, мы могли бы начать с гораздо меньшего, чем отдача жизни, - мы могли бы начать с той заповеди, которую Христос дает наиболее эгоистичным из нас: Как хотите, чтобы с вами наступали люди, так поступайте и вы с нами... Вы хотите бить счастливыми - стремитесь к этому, но по справедливости. Уделите своему ближнему ровно столько, сколько требуете для себя. Вы хотите счастья - дайте равную долю счастья; вы хотите свободы - дайте другим ровно такую же меру свободы. Вы хотите пищи - поделитесь пищей; вы хотите любви, бескорыстной и вдумчивой - проявите бескорыстную и вдумчивую любовь.