Житие Андрея Юродивого

Когда же этот ветер стих, услыхал я с запада звук другого ветра, внушающий мне непостижимое наслаждение, дуновение которого приносило пар, похожий на снег. И великолепие растущих там деревьев было наполнено дивным благоуханием, превосходящим все земные ароматы, так что я забыл о тех восхитительных чудесах, которые уже миновал и которыми насладился. Птицам же этим, с их щебетанием и пением воспламеняющих и ликующих песен, поразился я в уме своем: были ли это птицы или ангелы, Бог знает.

И опять появляется с севера другой сверхъестественный ветер, видом огненный, с сиянием, словно зарево на закате солнца. И когда он подул, мягко заволновались ослепительные те деревья. Дул же он, будоража спрятанный в деревьях аромат, так что я, став надолго безмолвным, вкушал негу и прелесть этого сладчайшего благовония, исходившего от ветра. Был я, однако, в страхе из‑за невероятности происходящего, недоумевая, как столь прекрасное могло случиться со мною?

Наконец подоспел третий ветер. И когда внезапно наступила глубочайшая тишина, я немного продвинулся вперед, миновав ту реку. И как только я ступил на широкое то место, глядя на невыразимое богатство Вседержителя–Бога, в изобилии там собранное (я ведь и не знаю, как человеческими устами описать непостижимое богатство Господа); так вот, когда я, как уже сказал, приблизился к широкому месту этого сада и вглядывался в Святая Святых, вдруг снова подул весьма благоуханный ветер, будто бы с северной стороны, сладостный, как розы и лилии, а цветом — пурпурный, как фиалка. И качались эти растения, источая аромат, превосходящий миро и мускус, который проникал в сердце мое. И мнилось мне, будто очи мои — то ли телесные, то ли духовные, Господь знает. Казалось же мне, что был я там без плоти своей, ибо не было в теле моем ни веса, ни желания, ни другого чего‑нибудь из того, что свойственно моей плоти: и поразила меня мысль, будто я оказался здесь без своего тела, а как — только Бог, Которому ведомы сердца, знает. И как только заволновалось необыкновенно множество этих растений от дуновения четвертого ветра, издавая звуки и приятную мелодию, снова поразительное благоухание и сладость проникли через ноздри в мои чувства. Так и стоял я, безмолвный, и невыразимое сияние пронизывало мой ум. Однако же, созерцая это, радовалось весьма и ликовало сердце мое и веселился дух мой. Когда же и четвертый ветер утих, я увидел великое диво: ведь за столь долгое время ни разу не являлась мне ночь, но радость и жизнь были со мною.

После этого напал на меня восторг и, лишившись речи, подумал я, что стою над небесной твердью; и какой‑то одетый в плащ юноша, лицо которого сияло как солнце, прошел предо мною. Я же подумал, что это был тот, кто похлопал меня по лицу, когда я умирал от холода, кто приказал своим помощникам поднять меня. И вот, когда он прошел передо мною, увидел я следующее: вот крест, большой и красивый видом, и четыре завесы вокруг него, светящемуся облаку подобные, и две из них — сверкающие наподобие молнии, а две — белые как снег. А вокруг него выстроились певцы, красивые, статные и белые как свет, испускающие из очей огненные лучи. Песню же они исполняли во славу Распятого на кресте. И тогда облаченный в плащ юноша, который направлял меня, поцеловал крест, проходя мимо, и мне дал знак сделать это. И я, конечно, повинуясь ему, пал ниц и поцеловал. И как раз когда я целовал этот драгоценный огонь, наполнился я медом духовным и благоуханием, которого не вдыхал никогда, даже в том саду. Подняв глаза свои, я вдруг увидел внизу под нами бездну моря, и дрожь охватила меня, и испугался я. Тогда я закричал ведущему меня и сказал:"О господин и проводник мой, смотри, ведь я иду как по облаку и, охваченный страхом, ступаю легкими шагами, потому что боюсь упасть отсюда, если оно более не удержит меня, и я соскользну в находящиеся под нами воды". Он же молвит:"Не бойся: еще выше мы должны подняться".

С этими словами он дает мне руку, и мы оказываемся над второй твердью. Видом она была белой как снег. И там же вижу я два креста, подобных нижнему, и при них свиту устрашающую, которая и у нижнего креста находилась. А воздух тех мест был огненный — отдохновение для красивых юношей, бывших там. Поцеловали мы, конечно, в божественной любви и рвении также эти кресты, как и первый. Благоухание же их было неизъяснимое, словно божественное, сильнее, чем радость и наслаждение от находящегося ниже. И вдруг смотрю я: се огнь, сжигающий все, что есть там! И, охваченный дрожью, опять стал я звать на помощь сопровождавшего меня; он же, дав мне руку, говорит:"Еще выше должны мы идти".