Η. О. Лосский - Воспоминания

Принимая предложение занять кафедру в Университете имени Яна Амоса Коменского в Братиславе, я заявил, что в течение первого года буду читать лекции по–чешски, а потом по–словацки. В действительности уже в следующем семестре я перешел на словацкий язык. Произошло это так. При кафедре философии служил молодой философ Иосиф Диешка для заведования библиотекою философского семинария и помощи профессору в административных делах. Это был словак, получивший сначала богословское образование в Католическом институте, а потом философское в Братиславе и Праге. Он был литературно одарен. Я предложил ему перевести вместе со мною мою ненапечатанную еще книгу «Условия абсолютного добра» (основы этики) на словацкий язык. Прочитав вместе с ним предложение по–русски, я передавал его на чешском языке, а Диешка переводил его с чешского на словацкий. На летние каникулы он уезжал к своему отцу, зажиточному крестьянину, жившему в деревне километрах в двухстах от Братиславы в живописной местности. Мы наняли комнату в той же деревне и в течение лета Диешка и я перевели мою книгу. В результате этой работы Диешка овладел русским языком, а я словацким. Лекции свои я писал по–русски; над русскими строками я писал словацкий перевод. Для исправления моего перевода в трудных местах я приглашал за небольшую плату студента карпаторосса Михаила Михайловича Заречняка, который был завзятым русофилом и хорошо знал русский язык.

В Братиславе мы получили хорошую квартиру (четыре комнаты с кухнею и комнатою для прислуги) в профессорском доме. В том же доме жил со своею семьею профессор зоологии Михаил Михайлович Новиков, последний выборный ректор Московского университета. Очень скоро после приезда мы познакомились с симпатичною семьею Сергея Владимировича Верховского. В России он был инженером путей сообщения. Это был благородный русский интеллигент, работавший не за страх, а за совесть. Заведуя постройкою Оренбургской железной дороги, он заботился о нуждах рабочих. Предвидя на юго–востоке России голод вследствие неурожая от засухи, он, повлияв на губернатора, организовал заранее закупку продовольствия. Уже живя в Праге, я заинтересовался им, потому что в один из своих приездов в Прагу он прочитал интересный доклад о работах в СССР над системою «Большой Волги». В своем докладе он подчеркнул, что проект этой замечательной системы был выработан не большевиками, а инженерами дореволюционной России. Тем не менее кто‑то на дверях зала, где происходил доклад, написал: «Сколько дадено?» Это один из примеров того, до какой низменной и пошлой подозрительности могут доходить люди под влиянием ненависти к большевизму.

Дочь Верховского Татиана Сергеевна была доктором ме~

дицины, интересовалась проблемами ралигиозной философии и была замужем за талантливым профессором гидротехники Константином Гавриловичем Белоусовым. Верховской зарабатывал средства печатанием на циклостиле лекций Спекторского, И. А. Ильина и других ученых для заочного преподавания. И я напечатал благодаря ему на циклостиле свое этику «Условия абсолютного добра». Я сделал это потому, что во время войны можно было опасаться времени, когда вся Европа будет подчинена или нацистам, или советским коммунистам, которые не допустят печатания христианской этики. Перевод этой книги на словацкий язык был издан в 1944 г. обществом Словацкая матица.

Во время войны много волнений причиняла нам забота о наших сыновьях. Только после войны я узнал, что семье Владимира приходилось скрываться в католическом монастыре, где добрые католические монахини спасли жену и детей сына; иначе она вместе с детьми вследствие своего еврейского происхождения была бы вывезена в Германию и, вероятно, они погибли бы там. Сын наш Борис был мобилизован в первый же день войны. Французская армия, как известно, была окружена немцами и принуждена была сдаться в плен. В письме к нам Борис не имел права указать место лагеря, где он находится. Он только намекнул, что живет вблизи места, где Бетховен был во время прогулки задержан полициею, принявшею его за бродягу. Мы, конечно, сейчас же написали об этом Ноеми Иречковой, знавшей все обстоятельства жизни Бетховена. Она сообщила нам, что это произошло недалеко от Вены. В 1942 г. нацисты разрешили родственникам военнопленных посещать их в лагерях. Тогда нам было точно сообщено место, где находится Борис. Это был старый большой лагерь венгерской армии, включенный Гитлером в состав Германии и находившийся вблизи границ Венгрии. [50]