Η. О. Лосский - Воспоминания

Московская патриархия учредила, по проекту Фотиевского бретства, Православие Латинского обряда. Произошло это таким образом. В начале XX века, когда Папа Римский осудил модернизм, десять католических приходов, семь во Франции, два в Голландии и один негритянский в Африке, отпали от Католической церкви. Они стали однако замечать, что жизнь вне великой Церкви постепенно ведет их к вырождению и превращению в секту. Чтобы избежать этой опасности, они решили вступить в Православную церковь и обратились к Фотиевскому братству. В приходах этих в устьях Луары было много людей малообразованных, рыбаков, мелких торговцев. Члены Фотиевского братства понимали, что чин богослужения Православной церкви, далекий от того, к чему они привыкли с детства, остался бы чуждым для них. Фотиевское братство выработало поэтому проект Православия Латинского обряда наподобие того, как Католическая церковь сравнительно недавно выработала Католичество Восточного обряда. Братство послало свой проект в Московскую патриархию, которая, обсудив этот вопрос, учредила такую форму Православия. [47]

Как уже сказано, один из приходов этого Православия — негритянский. В 1937 г. был юбилей Пушкина. Один негр, ставший православным Латинского обряда, произнес на юбилейном торжестве в Париже речь, в которой сказал: «Я, как и Пушкин, негр и православный».

О том, чтобы привлечь меня к преподаванию философии в чешском университете, позаботился не философ, а классический филолог Франтишек Новотный, профессор университета в Брне, переводчик произведений Платона, написавший ценные исследования о Платоне. По его инициативе была поставлена моя кандидатура на кафедру философии. Кандидатов было три: приват–доцент Брненского университета Фишер, приват–доцент Карлова университета Пеликан, редактор журнала „Ruch Filosofickf и я. С самого начала эмигрантской жизни мы, русские философы, были хорошо знакомы с Пеликаном: он охотно печатал наши статьи в своем журнале и высоко ценил русскую философию. Перед выборами он обратился ко мне с просьбою дать отзыв о его трудах. Я написал отзыв, весьма благоприятный для него. За несколько дней до выборов Роман Осипович Якобсон, бывший в то время профессором славянской филологии в Брно, написал С. И. Гессену, что получено факультетом письмо Пеликана, в котором Пеликан говорит, что я не владею чешским языком и потому не могу преподавать философию. Сергей Иосифович остроумно нашел средство парализовать влияние Пеликанова письма. Он пришел ко мне с профессором эстетики Карлова университета Мукаржовским, сказал, что Мукаржовский интересуется моею философиею и повел нас в ресторан. Очень скоро он ушел из ресторана, а мы с Мукаржовским принялись беседовать о философских вопросах. Я изложил ему по–чешски свое учение об отношении идеального бытия, то есть бытия невременного и непространственного, к бытию реальному, то есть временному и пространственному. Мукаржовский написал в факультет, что я хорошо излагаю по–чешски трудные философские вопросы. Выборы состоялись, избран был профессором Фишер; он был человек уже немолодой, много лет работавший, как приват–доцент и библиотекарь университета.

Профессор Новотный не оставил забот обо мне. Он убедил факультет создать для меня лекторат по истории ruske vzde- lanosti (нечто вроде истории русской культуры). Я сказал, что, не будучи историком культуры, я мог бы читать только лекции по истории русской философии. Мне было сказано, что я буду вполне свободен в выборе тем для своих лекций. Для осуществления такого лектората нужно было, чтобы чехословацкий министр финансов ассигновал средства на оплату его. В течение более чем года министр не соглашался на это. Положение русской эмиграции становилось тем временем все более тяжелым. Поэтому было решено отправить делегацию к президенту Бенешу, чтобы ознакомить его с нуждами русских эмигрантов. В этой делегации находился и я. Доклад о наших нуждах делал профессор Владимир Андреевич Францев. Между прочим, он изложил мое дело, затянувшееся вследствие сопротивления министра финансов. Президент, который сам был не чужд философии, обратил внимание на это и благодаря его влиянию я получил летом 1939 г. уведомление о получении мною лектората в Брненском университете. Имея дешевую квартиру в Праге, мы не могли решиться переехать в Брно. В течение всего академического года я каждую неделю ездил на два дня в Брно, где два часа читал лекции и два часа вел семинарий. Осенью 1939 г. мой лекторат был переведен из Брна в Чешский Карлов университет в Праге. Свои занятия я с течением времени осложнил тем, что излагал русские философские учения, сопоставляя их с западноевропейскими. С особенным интересом принялся я осенью 1939 г. за чтение курса «Философия Достоевского». Среди слушателей моих было несколько католических духовных лиц. Дочитать курс до конца мне не удалось: 17 ноября 1939 года, подходя на Сметановой площади к зданию университета, я увидел возле него немецких солдат; Гитлер распорядился закрыть все высшие чешские учебные заведения.