Пинхас Полонский - ЕВРЕИ И ХРИСТИАНСТВО

Поэтому в вопросе о "любви к врагам", мы можем сформулировать еврейский подход так: если человек активно противостоит врагу, но при этом у него хватает душевных сил, продолжая воевать, любить "высшую духовную составляющую" его врага — то это не только допустимо, но и является идеалом для праведных людей. (Как уже отмечалось выше, это ни в коем случае не является требованием ко всем обычным людям, от которых требуется только не ненавидеть врага.) Но если иерархия любви нарушена, и человек любит своего врага больше, чем он любит себя самого; если человек любит врагов своего народа больше, чем он любит собственно свой народ — то это мазохизм, осуждаемый иудаизмом. Такой мазохизм деструктивен, и он не только не ведет мир к добру, но, напротив, ведет мир к власти безнаказанного зла.

И здесь мы уже фактически перешли к обсуждению следующего важного принципа христианства, а именно

6.2. Принцип "непротивления злу насилием".Одним из известнейших принципов христианской этики является "непротивление злу насилием". Иисус формулирует его следующим образом: "Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, подставь ему и другую…" (Евангелие от Матфея 5:39).

Всякий духовно продвинутый человек ощущает, конечно, что принцип "подставь ему и другую щеку" содержит некоторую искру истины. Принцип "непротивления злу насилием" звучит особенно притягательно для людей высокоморальных, зачастую склонных к "самоедству", к признанию своих грехов еще до того, как их обвинят. Но попытка перевести этот призыв в плоскость действия, в плоскость заповеди — немедленно вызывает острые сомнения в его истинной моральной ценности. Все мы знаем, что случаются, и нередко, ситуации, когда человек, причинив зло другому, подсознательно стремится искупить и преодолеть свой грех. В таком случае демонстративный отказ от наказания может пробудить в нем муки совести и подтолкнет его на путь раскаяния. Однако, к сожалению, вряд ли можно считать эту ситуацию универсальной моделью поведения людей. Гораздо чаще реализуется другой вариант развития событий: преступник, не встретив отпора, распоясывается еще больше и становится все более опасным. Именно поэтому наши мудрецы учили: "Кто милостив к злодеям — тот тем самым жесток к праведникам". Отнюдь не всякая декларация милосердия приводит к истинному милосердию.

Однако, категорически отрицая "подставление второй щеки" в практической области, иудаизм вовсе не считает эту концепцию бессмысленной. Мы будем удивлены, узнав, что слова о "подставлении щеки" вовсе не являются "совершенно новой христианской идеей" — они взяты из классического еврейского источника. Слова Иисуса являются парафразой жившего за 500 лет до него пророка Иеремии. Описывая разрушение Храма и еврейского государства, описывая свой плач на развалинах города Иерусалима, пророк говорит: "Благо тому, кто молча ждет спасения Господня. Благо мужу, несущему бремя в юности своей. Пусть одиноко и молча сидит он, ибо Бог возложил на него это бремя. Пусть подставит он щеку бьющему его, пусть насытится позором, ибо не покидает Господь навеки; ибо если и опечалит Он, то и помилует по великому милосердию Своему" (Плач Иеремии 3:26–33).

Глубокая разница между еврейским и христианским подходами, однако, в том, что в проповеди Иисуса "подставить другую щеку" предлагается в качестве одного из центральных этических принципов, абсолютного идеала поведения на все случаи жизни — в то время как у Иеремии "подставление щеки" имеет в виду совершенно особую, специфическую ситуацию. А именно: Иеремия имеет в виду ситуацию уже свершившегося поражения, когда Храм и Иерусалим уже разрушены, и речь идет теперь уже только об осознании итогов разрушения, о том, что необходимо осмысление своей вины и справедливости наказания, необходимо духовное исправление — прежде, чем мы сможем добиться внешнего, материального исправления. В терминах современной психологии можно сформулировать, что Иеремия (и классический иудаизм вслед за ним) имеет здесь в виду "этическую ценность переживания" (этическую ценность типа "мое отношение к этому"), а отнюдь не "деятельную этическую ценность" (ценность типа "указание к действию").

Вообще, углубляя осознание противоречия "человек свободен в своих действиях, он имеет свободу выбора и поэтому несет ответственность за свои действия; в то же время Бог обо всем заранее знает и управляет всем в мире", — иудаизм последовательно проводит концепцию этической дихотомии (= выделения двух совершенно разных слоев) в вопросе моего отношения к поступкам окружающих меня людей. Например, некто напал на меня и нанес мне какой-то ущерб. Мое отношение к этому должно быть двояким. С одной стороны, я должен считать, что нападавший, обладая свободой воли, выбрал зло и должен нести за это ответственность. С другой стороны, то, что Бог направил ход движения мира так, что именно я подвергся нападению, должно заставить меня задуматься — в рамках моих отношений с Богом и с миром в целом, а вовсе не в рамках моих отношений с напавшим на меня, который в данном, втором аспекте представляет собой не более чем орудие в руках Всевышнего! — в чем моя вина, в чем мои грехи, за что я наказан. В рамках этого осознания, если мои грехи действительно тяжелы — я должен "подставить бьющему щеку", чтобы ощутить справедливость наказания, чтобы обрести силы для внутреннего исправления. В одно и то же время я должен, с одной стороны (независимо от моего осознания собственной греховности), принять все возможные меры для отражения нападения на меня и для наказания преступника, а с другой (параллельно с предпринимаемыми мною активными действиями) — проникнуться осознанием собственной вины.