Плач третьей птицы

Для достижения святости широко применялось самоистязание: монахиня Гильдегунда (XII век), подражая язвам Господа, вырезала у себя клочки тела и зарывала их в землю; монах Генрих Сузо посредством бича или острого шила делал себе раны на груди и руках, посыпал их солью, поливал уксусом, усиливая боль. Устав цистерцианского ордена для ослабления цветущих сил предусматривал регулярное кровопускание.

Наказание хлыстом применялось в первые времена монашества на Востоке; на Западе кровавые экзекуции продержались до средних веков. У бенедиктинцев, а после и в других орденах применялось самобичевание, которого никогда не водилось в православных монастырях; притом, например, Доминик Лорикатус в соответствии с теорией сверхдолжных заслуг брал на себя чужие епитимьи: три тысячи ударов бичом равнялись году покаяния [268].

Средневековые монашеские ордена создавали госпитали, конгрегации, лепрозории, но и милосердие становилось разменной монетой для покупки Царства Небесного, зачастую приобретая гипертрофированную, отвратительно демонстративную форму: стирая белье братьев или обмывая вонючие паршивые тела бродяг, пили эту грязную воду, лизали сопли прокаженного, вкушали объедки, пропитанные гноем – и, преодолевая брезгливость, получали удовлетворение от самопринуждения, реально ощущая некую сладостность , принимаемую за одобрение свыше; в столь удачной сделке мотив сострадания не то что отходил на второй план, а и вовсе забывался.

Неразумная ревность и нервные перегрузки могли сломить и обернуться падением во вся тяжкая ; успешные же оступались в крайнюю гордость: передвигались, например, часто отряхая прах с ног, ибо по той же земле ступали грешники [269]; так и теперешние сектанты, ведущие аккуратную, трудолюбивую, размеренную жизнь, в рот не берущие спиртного, испытывают высокомерное презрение к остальному менее воздержному населению.

Аскетика не является специфической принадлежностью христианства; идея непримиримой вражды души и тела присутствует во всех религиях и многих философских системах; индийские брамины, буддисты, иудаисты-ессеи, пифагорейцы, стоики и платоники выработали целую науку освобождения духа за счет подавления чувственной природы, со своими законами, школами и методиками.

Христианский аскетизм не столь категоричен; впрочем, западная теология, став на путь схематизации человеческого состава, противопоставила материю и дух, душу и тело, и стимулировала умерщвление мерзкой плоти , с математической точностью устанавливая соотношение между виной и карой, практично диктуя норму дисциплинарных наказаний, поклонов, самоистязаний и добрых дел, выполняющих роль compositio, примирительной жертвы: отдать дочь в монастырь, читать пятьдесят псалмов в день, ухаживать за больным или – самое легкое и удобное средство, дающее право на рай – раздавать милостыню [270].

Восточная традиция, вопреки примитивному дуализму, видела единое существо, состоящее из души и тела [271], целостную природу, во всем смешении нашем [272], непостижимом, по выражению Лествичника, соединении, которое осознается и постигается на опыте каждым человеком в единстве его личности [273], и убивать тело как врага не призывала, считая главным в аскетике не наружное поведение, а освобождение души от тиранства похоти.

Православные воздерживались от ненависти к телу, ибо им не возгнушался воплотившийся Христос; напротив, преподобный Макарий Египетский называет тело одеждой души, прекрасным хитоном, который следует рачительно хранить от раздрания , повреждения порочными удовольствиями и земными вожделениями; мы научены умерщвлять не тело, но страсти, сказал Пимен Великий.

Святые отцы обычно не дают прямых советов, четких рекомендаций и назначений от сих до сих, они настаивают на мере физических сил каждого и смысле , т.е. соответствии аскетического усилия нравственной необходимости: к примеру, блудное пламя ослабевает от усталости – значит, юному следует искать не молитвенного покоя, а тяжелого труда; эгоисту полезно отказаться от праздничного пирожка или, по старцу Паисию Афонскому, от своей доли абрикосов, чтоб больше досталось ближнему.

Для чревоугодника, разборчивого в пище, подвигом будет кушать что дают, не ожидая удовольствия; столичной штучке, привыкшей дважды в день принимать ванну, придется мыться гораздо реже, сводя к минимуму приятные заботы о себе, и так далее. Любое упражнение такого рода означает внутреннее борение с намерением достичь превосходства духовного над материальным.