Джидду Кришнамурти - Проблемы жизни

— Для того чтобы руководить, вы должны знать; но знаете ли вы? Что вы знаете? Вы знаете лишь то, что изучили через экран ваших предрассудков, экран вашей обусловленности во всех ее формах, как индийца, христианина, коммуниста; и подобная форма руководства лишь приводит к еще большим страданиям и кровопролитию, как мы это видим во всем мире. Не состоит ли назначение учителя в том, чтобы помочь ученикам разумно освободиться от всех обусловливающих влияний с тем, чтобы ученик был в состоянии встретить вызов жизни глубоко и полно, без страха, без агрессивного недовольства? Недовольство — это часть понимания, но отнюдь не такое недовольство, которое легко переходит в умиротворение. Недовольство, связанное с желанием приобретения, вскоре оказывается умиротворенным, так как оно следует по пути давно изношенного образца стяжательных действий. Не является ли задачей учителя развеять доставляющую нам удовлетворение иллюзию руководства, примеров и вождей?

«Но учитель, по крайней мере, может вдохновить ученика на более великие дела».

— Опять-таки, сэр, не подходите ли вы к проблеме неправильно? Если вы как учитель внушаете своему ученику мысли и чувства, разве вы не делаете его зависимым от вас в психологическом отношении? Когда вы действуете как вдохновитель, когда он смотрит на вас так, как смотрел бы на вождя или на идеал, он, конечно, находится в зависимости от вас. А разве зависимость от другого не порождает страх? Разве страх не искажает понимание?

«Но если учитель не должен быть ни вдохновителем, ни руководителем, ни примером, то, ради всего святого, что же является его истинным назначением?»

— В тот момент, когда вы не будете ничем из того, что вы перечислили, что же вы представляете собой тогда? Каковы ваши взаимоотношения с учеником? И вообще, были ли у вас с ним до этого момента какие-либо взаимоотношения? Ваши взаимоотношения основывались на идее, на том, что, согласно этой идее, для него полезно, на том, что он должен стать тем или этим. Вы были учителем, а он учеником; вы воздействовали на него, вы оказывали на него влияние в соответствии с вашими личными особенностями; поэтому, сознательно или подсознательно, вы лепили его по своему собственному образцу. Но если вы прекратите воздействие на него, он сам приобретет важность, а это будет означать, что вы должны понять его, не требуя при этом, чтобы он обязательно понимал вас или ваши идеалы, которые, во всяком случае, весьма далеки от истины. Вот тогда вы должны будете иметь дело с тем, что есть , а не с тем, что должно быть.

Несомненно, когда учитель рассматривает каждого ученика как неповторимую индивидуальность, не подлежащую поэтому сравнению с другими, его не будет интересовать система или метод, eго единственной заботой будет помочь ученику понять те обусловливающие влияния, которые идут извне и существуют внутри него самого, с тем, чтобы ученик мог взглянуть вполне сознательно, без страха на сложный процесс жизни и не добавлять новые проблемы к уже существующему хаосу.

«Не требуете ли вы от учителя выполнения такой задачи, которая далеко превосходит его силы?»

— Если вы не способны к этому, то зачем вам быть учителем? Ваш последний вопрос имеет смысл лишь в том случае, если для вас работа учителя — это только карьера, самая обычная работа, подобная любой другой. Но я чувствую, что для истинного педагога нет ничего невозможного.

Был вечер полный очарования. Вершины гор пылали в лучах заходящего солнца, а в песке, на дороге, которая вела через долину, купались четыре дятла. Своими длинными клювами они подбрасывали под себя песок, а когда зарывались в него глубоко, хлопали крыльями, после чего начинали все сначала. Хохолки на их головах прыгали вверх и вниз. Птицы перекликались друг с другом и бесконечно радовались. Чтобы не помешать им, мы сошли с дороги на невысокую, но густую траву, поднявшуюся после недавних дождей; а там, в нескольких футах от нас, лежала большая, могучая змея желтоватого цвета. Голова ее была гладкая, с узором, жестоко очерченная. Змея так напряженно следила за птицами, что едва ли ее можно было потревожить; черные глаза смотрели неподвижно, а черный рассеченный язычок двигался взад и вперед. Совсем незаметно она пододвигалась к птицам, ее движение в траве не производило ни малейшего шума. Это была кобра, и около нее витала смерть. Опасная, но красивая, совсем недавно сбросившая старую кожу, она ярко блестела в лучах заходящего солнца. Внезапно все четыре птицы с криком поднялись в воздух, и мы увидели нечто необыкновенное: кобра пришла в состояние полного расслабления. Перед этим она была так напряжена, так устремлена, а теперь казалась почти безжизненной, какой-то частицей земли; но через секунду она снова стала опасной. Она двигалась совсем легко и лишь приподняла голову, когда мы произвели легкий шум; от нее исходила особая тишина, тишина страха и смерти.