Алексей Уминский - Что я хочу от Бога

Мы уповаем на то, что Господь напитает нас, и просим, чтобы именно Его рука подавала нам пищу, чтобы мы никогда не были обойдены Его заботой. Иисус говорит о Себе иудеям:

Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет. Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира (Ин. 6: 48–51).

Перечитывая эти слова, мы совершенно по-новому представляем себе смысл прошения. В нем заключена не только просьба о земных благах, столь необходимых для нашей жизни. Его глубинное значение раскрывается в другом отрывке Святого Писания:

Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4: 4).

И не только словом, исходящим из уст Божиих, добавим мы, но и воплотившимся Словом, которое есть Сам Господь. В греческом языке для обозначения понятия «насущный» используется слово, означающее одновременно и необходимый для существования, и пребывающий над всякой сущностью, то есть сверх-сущностный.

Отцы Церкви толкуют это прошение в евхаристическом ключе. Не случайно молитва Господня поется на литургии перед причащением Святых Христовых Таин. В ней мы просим у Бога именно хлеба Жизни Вечной, чтобы Сам Господь сделался бы ее источником. Однако в этом случае прошение приобретает особую ответственность: невозможно просить у Бога пропитания и при этом ничего не делать своими руками. Даже молясь о земном хлебе, человек занимается своим обычным, ежедневным трудом, исполняя заповедь, данную Творцом Адаму при изгнании из рая: В поте лица твоего будешь есть хлеб (Быт. 3: 19). Мы же просим у Господа напитать нас хлебом небесным, а значит, должны быть готовы отдать себя Богу. Отдать как жертву.

Языческие жертвоприношения представляют собой патологическое искажение настоящей духовной жизни, крайняя степень которого – приношение в жертву собственных детей, чтобы ненасытные идолы пожирали их. Конечно же, это – страшное, дичайшее искажение, но следует иметь в виду, что искажаться может лишь нечто настоящее и истинное. Например, во время службы, посвященной памяти ученика Иоанна Богослова священномученика Антипы Пергамского, поется, что он был испечен сладким хлебом для Бога. Смысл этого высокого поэтического образа состоит в том, что если мы просим у Господа хлеба сверхсущностного, то должны быть готовы принести в жертву Богу самого себя. Эта готовность выражается в молитве: «И весь живот наш Христу Богу придадим».

Признаком того, что мы действительно к этому стремимся, является наше истинное желание причащаться Святых Христовых Таин на каждой литургии. Человек, который не ищет этого, не ищет в принципе ничего, и молитва Господня для него обессмысливается.

«И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим…»

В этом стихе молитвы заключается двойное прошение: прости нас так, как мы прощаем других. Отпусти нам наши долги в той самой степени, в какой мы находим в себе силы «списать» долги наших должников. Или, если взглянуть на это прошение с противоположной стороны: не прощай нас, если мы не прощаем сами. Это прошение легко может превратиться в самоосуждение, если отнестись к нему бездумно и безответственно.

Мы можем жить полнотой духовной жизни, строго придерживаться всех постов, неукоснительно выполнять утренние и вечерние молитвенные правила, творить добрые дела и стремиться всячески угождать Богу, но как только, обратившись к Господу с этим прошением, оказываемся неспособны кому-то что-то простить, то тут же перечеркиваем все сделанное. Все сразу же обессмысливается, все обращается в прах…

Мы сознаем, что грешны, но частенько не можем отделаться от лукавой мысли: если я сделаю что-то хорошее, то, возможно, это покроет какое-то мое прегрешение. Однако единственно возможное искупление состоит не в совокупности наших добрых дел, не в щедрости пожертвований, не в интенсивности молитв (хотя и это все очень и очень важно!), но в нашей готовности прощать, в нашем умении жить прощением.

На самом деле, простить порой бывает совсем нелегко. Часто человек и рад бы простить какие-то вещи, да не может, потому что то и дело возвращается в мыслях к своей обиде. Прощение – невероятно сложный духовный процесс, но Господь, как всегда, милосерд. Он принимает даже не само прощение, но и искреннее намерение простить, как нечто уже свершившееся, а значит, нам остается только не отступать, не сворачивать с избранного пути!

«И не введи нас во искушение…»

Читать дальше