Сборник статей - Ответственность религии и науки в современном мире

Отметим, что еще мыслителями античности было глубоко прочувствовано, что именно словесность принципиально отличает человека от всех прочих живых существ – наличие того « внутреннего слова », которым обусловливается и наличие слова «внешнего». Так, уже Платон, которого раннехристианские апологеты называли «христианином до Христа» [129], полагая, что его коснулась благодать Логоса [130], различал то «рассуждение, которое душа ведет сама с собою о том, что она наблюдает» (Теэтет, 189c) [131], и тот «поток, изливающийся из уст» в котором оно отражается «как в зеркале или в воде» (Теэтет 206d) [132].

В Новое время концепция энергийная концепция языка обрела свое воплощение в трудах Вильгельма фон Гумбольдта, заложившего основы современного языкознания, современной философии языка. « Концепция Гумбольдта занимает особое место среди деятельностных представлений языка, – отмечает В. И. Постовалова. – Экзотичность его стиля мышления, сложность теоретических построений и глубокая интуиция вот уже полтора столетия неизменно притягивает к себе внимание лингвистов и философов. Собственно говоря, все последующие деятельностные представления языка можно рассматривать как редукцию программы Гумбольдтас утратой ее отдельных компонентов или же как ее альтернативы, принципиально противостоящие по своему замыслу» [133].

Впрочем, как отмечает А. Н. Портнов, «было бы большим упрощением видеть в Гумбольдте лишь одного из основателей современного языкознания. Напротив, его работы в области языка представляют собой одну из первых попыток реализации культурной антропологии , но с совершенно ясным и недвусмысленным акцентом на вопросе о том, что составляет природу и движущие силы развития языковой способности человека» [134].

«Понять, что такое человек, возможно лишь поняв, что такое его язык», – подчеркивал В. фон Гумбольдт. « Конечной целью любого познания является понимание того, чту человек естьна самом деле в соответствии со своей возможностью постичь и даже преобразовать мир <���…> лишь изучение <���…> языка может во всей полноте предоставить такое созерцание », – писал он в письме Фридриху Велькеру [135]. Вторя ему, видный американский лингвист Л. Блумфильд, подводя итог своим исследованиям, в конце своей жизни, писал: «Позвольте мне выразить уверенность, что свойственный человеку своеобразный фактор, не позволяющий нам объяснить его поступки в плане обычной биологии , представляет собой в высшей степени специализированный и гибкий биологический комплекс и что этот фактор есть не что иное, как язык <���…> Так или иначе, но я уверен, что изучение языка будет тем плацдармом, где наука впервые укрепится в понимании человеческих поступков и в управлении ими» [136].

Именно Гумбольдт четко сформулировал тот факт, что язык является специфически человеческим способом о-существления человеком своей богозданной сущнос ти, – сущности в исходном смысле слова, – того общего, что делает нас единым человечеством. Гумбольдт настаивал, что в построении философии языка следует исходить из понятия единства , в котором снимается всякая противоположность единства и множественности . «Определение этого единства как Божества я нахожу банальным, так как им всюду разбрасываются безо всякой пользы. Выражения “мир”, “вселенная” приводят к совершенно слепым силам и к физическому бытию. “Мировая душа” – понятие еще более неуклюжее. Поэтому я предпочитаю остановиться на том, что ближе всего. Это единство – человечество, а человечество есть не что иное, как само “я”. Я и ты, как любит говорить Якоби, – это совершенно одно и то же, точно так же, как я и он, я и она и все люди» [137], – писал он в письме к К. Г. фон Бринкману от 22 декабря 1803 года.

«Язык – изначально ди-а-логичен, – подчеркивал Гумбольдт, – а потому в нем неизбежно присутствует элемент некой состязательности —αγών’α позднее эту мысль подхватили М. Бубер [138], М. М. Бахтин [139]и О. Розеншток-Хюсси [140]. В статье «О двойственном числе» Гумбольдт отмечает, что « в самой сущности языка заключен неизменный дуализм, и сама возможность говорения обусловлена обращением и ответом. Даже мышление существенным образом сопровождается тягой к общественному бытию, и человек стремится, даже за пределами телесной сферы и сферы восприятия, в области чистой мысли, к “ты”, соответствующему его “я”; ему кажется, что понятие обретает определенность и точность, только отразившись от чужой мыслительной способности. Оно возникает, отрываясь от подвижной массы представлений и преобразуясь в объект, противопоставленный субъекту. Но объективность оказывается еще полнее, когда это расщепление происходит не в одном субъекте, но когда представляющий действительно видит мысль вне себя, что возможно только при наличии другого существа, представляющего и мыслящего, подобно ему самому. Но между двумя мыслительными способностями нет другого посредника, кроме языка.