Хорхе Ибаргуэнгойтия - Убейте льва

Вечером в день погребения доктора Спасаньи в актовом зале состоялось бурное собрание. Забыв помянуть добрым словом покойного, все обрушились на трех депутатов за их бредовую идею уйти с сессии парламента и расчистить Прогрессивной партии поле деятельности.

— Слава богу, что у них не хватило времени принять Закон об экспроприации, — заметил дон Карлосик, и его слова прозвучали наиболее миролюбиво из всего того, что было сказано на высоком собрании. Закон об экспроприации, который палата депутатов пятнадцать лет не могла принять из-за оппозиции умеренных и который гласит, что вся собственность испанцев и сыновей испанцев, а точнее сказать, имущество всех богатых пончиканцев переходит во власть государства.

— Пришло время закрывать лавочку и убираться с музыкой восвояси, — сказал дон Игнасио Пофартадо, наверное, в сотый раз за эти пятнадцать лет.

Но главным объектом нападок пострадавших были не столько депутаты, сколько отсутствующее лицо — маршал, которого ругали подлой шельмой и еще того хуже.

— А я-то назвал его «малолетним героем» в одной из своих лучших поэм, — воскликнул дон Касимиро Пиетон, схватившись за голову.

— Заблуждение молодости, — сказал Банкаррентос ему в утешение. Сам он ходил на костылях после неприятности, приключившейся с ним два дня назад в доме доньи Фаустины.

Сошлись на том, чтобы встретиться еще раз в более узком кругу и наметить кандидата в президенты от своей партии, могущего заменить Спасанью и если не победить Толстяка Бестиунхитрана, то хотя бы достойно потягаться с ним.

Второе собрание проходит не совсем гладко, участники с места в карьер начинают бередить старые раны. Благодилья, которого ранее уговорили повременить, единогласно выдвинув Спасанью, и который считал себя одним из самых подходящих кандидатов, ибо слыл «самым честным гражданином Пончики», обижается, когда Коко Даромбрадо, молодой повеса, замечает, что честность не относится к гражданским добродетелям.

— Двадцать лет нами управляют разбойники с большой дороги, а честные остаются с носом, — говорит он в подтверждение своего тезиса.

У Благодильи, сидящего в президиуме, отвисает челюсть, вытягивается лицо, и, не произнося ни слова, он обводит взглядом присутствующих, словно говоря:

«Вот до чего мы докатились. Вот как мыслит молодое поколение!»

Большинство считает высказывание циничным, но по сути своей справедливым.

— Неграм нравятся плуты, — говорит дон Бартоломе Ройсалес, большой реалист, — а на выборах побеждают с помощью негров.

На всех лицах написано: «Как ни печально, но факт». Пако Придурэхо, юноша тихий и из хорошей семьи, просит слова и говорит:

— Я предлагаю Куснираса.

Собрание оживляется. Начинается дискуссия. Пепе Куснирас, «первый цивилизованный пончиканец», — согласно достопамятным словам Армандо Индюшана, репортера газеты «Весь свет», — пятнадцать лет болтается за границей, обучаясь в лучших университетах.

— У него есть то, что никому не ведомо в Пончике, — культура, — говорит Придурэхо.

— Минуточку, — вмешивается Благодилья, чувствуя себя оскорбленным и лично, и за ближних своих. — Здесь присутствует дон Касимиро Пиетон, кладезь знаний.

Дон Касимиро, сидящий в президиуме рядом с Благодильей, скромно потупляет взор и говорит со снисходительной улыбкой:

— Да, но Куснирас моложе.

Банкаррентос, опираясь на костыли и здоровую ногу, встает и говорит:

— Я поддерживаю эту идею. Кандидатом нецелесообразно быть никому из нас, все мы слишком известны. Нам нужны новые лица, и Куснирас — одно из таких.

— Кроме того, не будучи одним из нас, — говорит дон Бартоломе Ройсалес, выдвигая неоспоримый аргумент, — Куснирас — один из наших.

Дон Бартоломе принадлежит к семейству Роллс-Ройсалесов, которое так прозывается в отличие от других Ройсалесов, у которых нет «роллс-ройса».

— Куснирас ездит верхом, имеет аэроплан, играет в гольф, стреляет оленей и говорит на трех языках, — перечисляет Пако Придурэхо. — Что нам еще нужно?

— И ему тридцать пять лет! — восклицает дон Ремихио Глупесиас, один из старейших умеренных. — Нашу партию может спасти только молодость.

— И никто его уже не помнит! — говорит один из присутствующих.

— И упрекнуть ни в чем не может, — добавляет другой.

— Плохо то, что у него нет здесь недвижимого имущества, — напоминает сеньор Де-ла-Неплохес, никогда не выезжавший из Пончики.

— Он из тех, кто дал деру с деньгами, убоявшись разорения, — замечает дон Игнасио Пофартадо, видно забыв о своем миллионе, переведенном в банк Бильбао. — Они не остались, как мы, чтобы сражаться с обстоятельствами.