Дмитрий Подоксёнов - Унесённые ведром

Фёдор ещё несколько раз подряд плавно поднимал шапку до потолка и так же плавно опускал её обратно к подоконнику. Выстрелов не было.

«Что за чёрт, — думал Сивцов, начиная злиться, так как у него уже затекла спина, — слепым надо быть, чтоб такую здоровенную шапку не заметить!»

И тут до него дошло.

«Ну я дурак, блин! — выругал себя прозревший. — Ну конечно, что они — идиоты, что ли? Сразу раскусили, что это я их специально на выстрел выманиваю. Шапка-то зимняя! Кто ж будет в зимней шапке по квартире разгуливать? Сидят, поди, да посмеиваются надо мной, дураком!»

Сивцов даже плюнул с досады.

«Что же делать? — лихорадочно соображал раскушенный. — Свою ведь голову не будешь под пули совать. Стоп! А бюст Моцарта, то бишь этого, как его там? Чапаева! Чем не голова? По-моему, она почти что в натуральную величину».

И Фёдор, вторично издав воинственный клёкот, снова пополз в недра квартиры.

На этот раз он отсутствовал у окна дольше, чем в первый раз — ползать по-пластунски с бюстами известных людей до Фёдора не пробовал никто в мире. Отдуваясь, как выброшенный на берег кит, Сивцов привалился спиной к стене рядом с окном.

«Как же сделать так, чтобы они сразу поверили, что он — это я? — думал он, ласково глядя на гипсовую голову. — Если я заставлю их поверить, что это на самом деле моя голова, тогда они выстрелят в бюст, подумают, что убили именно меня и спокойненько разъедутся по домам… По-моему, неплохо! Хотя, наверное, надо сначала задёрнуть все шторы, чтобы был виден только контур головы. Иначе они сразу поймут, что это не я, а Чапаев. Вон они как быстро вычислили, что шапка зимняя».

Фёдор нежно погладил рукой гипсовый парик с гипсовыми же буклями на голове легендарного комдива и пополз задёргивать портьеры вдоль всей передовой линии обороны. Вернувшись через минуту на исходный рубеж, Сивцов сел на корточки, проверил, не торчит ли его макушка над подоконником и, крякнув от натуги, водрузил себе на голову многострадальный бюст. Поддерживая его на голове одной рукой, на манер восточной женщины с кувшином и помогая себе свободной, Фёдор начал медленное движение вдоль окна. Передвигаться, сидя на корточках, было жутко неудобно. Последний раз Сивцов передвигался таким образом в шестом классе, во время общегородских соревнований «Весёлые старты», но тогда у него не было на голове бюста композитора.

«Терпи, — приказывал сам себе спортсмен. — Чтобы они поверили, что это ты, надо двигаться. После шапки они настороже, могут сразу не клюнуть. Поэтому надо убедить их. Ходи, ходи!»

Фёдор и сам не замечал, что ходил он уже почти на прямых ногах, так как с каждым шагом они почему-то распрямлялись всё больше и больше. Кроме того, он бы очень удивился, если бы узнал, что пресловутый снайпер, ради которого и была затеяна вся эта контригра, уже давно имеет возможность лицезреть сивцовский силуэт в окнах квартиры и видит его почти по пояс. Но ещё больше Фёдор был бы поражён, увидев со стороны, что его «макет человека» ходит спиной вперёд — Сивцов по оплошности взгромоздил бюст задом наперёд, так, что лицо несчастного композитора грустно взирало на весь только что пройденный Фёдором путь.

Но Сивцов ничего этого не видел, не знал и знать не хотел. Он вообще уже плохо соображал, так как очень устал, болели ноги и хотелось пить. Он ходил уже минут пятьдесят, может, больше, а никто так ни разу в него и не выстрелил. Со стороны прихожей тоже было тихо.

«Блин, а может, они уже уехали? — подумал страдалец. — Поняли, что я их не боюсь, да и поехали себе по домам?»

Фёдор решил выглянуть в окно.

Сделав неуверенный шажок в сторону окна, он снял одну руку с бюста Чапаева-Моцарта и, собрав всю свою волю в кулак, резко отдёрнул портьерную ткань в сторону. В следующее мгновение Сивцов понял, что лучше бы он этого не делал.

…Прямо на Фёдора летел на верёвке молодой парень с автоматом, в пятнистой форме и в каком-то причудливом шлеме на голове. Одной рукой парень держался за верёвку, а в другой сжимал что-то, сильно напоминавшее гранату.

И тут Сивцову в первый и, наверное, последний раз в жизни удалось сымитировать вопль никогда им не виданной болотной выпи. И столько горечи и разочарования было в этом крике, что спецназовец, видимо, что-то почувствовав даже через двойное стекло, поднял глаза и столкнулся взглядом с орущим Фёдором.

Орущий Фёдор держался одной рукой за гипсовый бюст, находившийся у него на голове, а второй — за только что отдёрнутую им штору. Он был одет в приличный костюм-тройку, но при этом его ноги были замотаны белыми тряпками до колен прямо поверх брюк. В глазах парня за окном плеснулся ужас. В его взгляде ясно читалось желание оказаться как можно дальше от этого окна, но сила тяжести, инерция и центростремительное ускорение несли его прямо в ад. И он ударил ногами в страшное окно с явным намерением живым не сдаваться. Сивцов был настроен примерно так же.