Сергей Кобах - Всем застрявшим в лифте

…От выстрела, а точнее от отдачи, я сверзился на землю тут же. Далее все шло по секундам.

…Пока я падал с ружьем, батя, чуя что оглох, засунул в ухо палец.

…Я упал, попутно этим ружьем огрев отца по голове сбоку.

…Батя, не вынимая пальца из уха и с очень удивленным выражением на лице, начал прикладываться боком на землю.

…Я, чуя нехилые пилюли, осторожно пополз в чащу.

…Дядя Витя, до этого сидевший в зимовье и пивший водочку, решил, вот оно счастье! Утки налетели! В портянках на босое тело он вылетает из зимовья, краем глаза видит притаившегося в кустах отца с ружьем на голове и стайку плавающих уток. Ну не было у мужика времени ни на осмысливание ситуации, ни на идентификацию пернатых.

Припав на колено, дядя Витя начал палить со своей пятизарядки, как со «шмайсера».

…Батя, от канонады приподняв из травы голову и узрев дядю Витю, остервенело расстреливающего что-то там на воде, понял — вот оно, счастье! Утки налетели!

Отрепетированным жестом он переломил свое ружье, вогнал пару патронов и, припав на колено, сделал два выстрела по целям.

Через некоторое время с берега донеслось.

— А ты чо стрелял?!

— А я сморю ты стреляешь! Ну я тоже!

— Это не я стрелял! Это Сережка!

— А потом зачем стрелял?!

— Да вот, утки… показались.

— Какие утки?! Вот эти?! — дядя Витя театральным жестом обвел резиновое побоище. — Вот эти?! — трагичным голосом повторил он.

Авиабомба, попавшая в магазин резиновых игрушек. Вот что творилось в тихой заводи. Это был расстрел безоружных пленных, по-другому и не назвать. Итогом охоты явился полностью испорченный комплект подсадных резиновых уток, которые, кстати, были у бати с дядей Витей напополам.

Супруга смотрела на себя в зеркало и как-то критически выражалась.

Чо делать-то? Ну, что делать?

А чо делать? Не, ну в натуре? Я-то, я-то чо могу посоветовать? И я сказал то, что думал:

— Знаешь, дорогая, а мне глубоко по х… Я тебя и любую люблю.

«Дорогая» ме-е-едленно отвернулась от зеркала, вперила в меня свои добрые очи, ласково свела на переносице брови и нежно, медленно повышая тон, спросила:

— Чо-о-О-О-О?!?!

Я пристально смотрел в телик, всем своим видом показывая, что уже молчу как минимум час, а все это ей послышалось. Иногда это прокатывало. Но не в этот раз.

— Так что ты сказал?! А?! Вместо того… чтобы… подбодрить… сказать… а ты… ты… Ну вот на кого я похожа сейчас?

— На унылый дилижанс, — не стал врать я.

Тяжелая, карающая длинные языки длань опустилась мне на затылок и придала голове скорость, резко отличимую от скорости остального тела.

Не сказать, что после этого я поумнел, но стал более осторожным в выражениях. И, как ни странно, в мыслях.

…А вечером в доме появилось ЭТО. Оно было взято напрокат у подруги, по словам которой, ЭТО творит чудеса с женской фигурой. И хотя описанных чудес в подругиной фигуре не наблюдалось, но вера в чудо — она слепа, глуха и зачастую глупа до удивления.

ЭТО представляло собой обруч. Как сейчас его называют — Хула, извините, Хуп. Хулахуп. И, главное, как удивительно точно автор идеи дал название этому устройству! Название из двух слов, и оба на букву «х»!

Эта Хулахупина была не просто обруч. Не, точнее формой это был обруч, но вот внешностью… Это был просто апофеоз подвала Мюллера! Его последняя комната для самых несговорчивых! Феерия извращенной фантазии! Да много еще лестных эпитетов пришло в мою голову, когда я разглядывал сей девайс.

Это чья же неудержимо воспаленная фантазия придумала такую конструкцию?!

Диаметр Хупа был большой. Это не те тощие алюминиевые колечки, которые продавались раньше в магазинах, этакие Хулахупёнки. Нет! Это была настоящая Хулахупина!

Она была из пластика, в руку ложилась плотно, поскольку диаметр был сантиметра четыре, весила килограммов пять или более того. Но самые пикантные в нем были пупырышки. Да-да, обыкновенные пупыри, сантиметр высотой, которые располагались по внутреннему диаметру Хупа.

— Это для массажа, — авторитетно и с долей презрения пояснили мне.

— Понятно, что не зубы чистить, — огрызнулся я и, элегантно описав тазом дугу (Майкл Джексон, блин), попробовал крутануть аппарат.

Хула радостно скрипнул, впился пупырями в мои собственные ребра и сделал один оборот. При втором обороте мне показалось, что это не Хуп скрипит, а трещат мои ребра, поскольку центробежная сила пятикилограммового Хупа вдавливала в меня пупыри так, что ребра под ним шевелились как сами себе хозяева.