Сергей Кобах - Всем застрявшим в лифте

— Миха!!! — догадался товарищ.

Всмотревшись сзади вниз, мы с уважением наблюдали, как Миха (который сталкивал бочку) шагами Гулливера несется за нами, держась за дышло.

— Брось его и полезай на борт, — скомандовал кто-то из нас.

— Н-н-ее-е-мммо-огууу!!! — завыл Миха. — Оно мне ногу отдавит.

Один впередсмотрящий был не в курсе происходящего. Пристально вглядываясь в стремительно приближающиеся светящиеся окна, он немного какал от страха, но спрыгивать уже было поздно.

Скорость нарастала.

Удаляющийся по диагонали мат показал, что Миха все же благополучно бросил дышло и теперь без помощи оного катится кувырком почти параллельным курсом.

Скорость стабилизировалась на уровне звуковой.

— А где же наш встречающий? — задались мы вопросом.

В соответствии со всеми выкладками он нас должен был встретить еще метров двадцать назад. Переместившись по бочке вперед, мы хотели спросить впередсмотрящего об этом, но спустя мгновение поняли всю глупость вопроса. Встречающий нас внизу, этот чемпион по сумо, молча, как сказочный леший, бежал впереди бочки, трусливо оглядываясь на нас. Бочка стремительно его догоняла.

— Убирайся с дороги, конь ретивый!!! — заорали мы.

Конь послушно свернул влево и потерялся в темноте. Спустя мгновение мы поняли, что, залетев на такой скорости в деревню, мы попалимся. Причем в лучшем случае у кого нить на огороде. Разнообразные матерные композиции огласили мирно спящую деревню. Начали зажигаться окна. Какая-то не вовремя открутившаяся от бочки запчасть начала создавать необходимый фон.

Картина.

Мимо тревожно глядящих в окна лиц мы, как белогвардейская тачанка, врываемся в мирно спящую деревню. Отважные всадники во весь опор на квасной бочке-самоходке атакуют противника который, вероятно, засел на том конце деревни. Хотя, судя по скорости передвижения, отчаянные бойцы не имели намерения задерживаться тут.

Жители трут глаза. Некоторые крестятся. Некоторые кидаются проверять замки. Кто-то по-быстрому допивает самогон. Короче, вакханалия в разгаре.

Яма. Всего лишь одна яма прервала наш усеянный матом путь. Неслабый взбрык бочонка разметал нас, как козявок.

Квасу все же мы напились.

Пилюль не получили.

В одно раннее субботнее утро разбудила меня истерика телефона.

— У нас крыша течет! — трагичным матушкиным голосом сообщила трубка.

— И у бати тоже? — еще не проснувшись, осведомился я.

— Тебе бы все ржать и ржать! — зазвенела негодованием труба.

Дело серьезное, понял я, и, растопырив глаза и ухи, приготовился внимательно слушать.

Дело, собсно, было простое. В одну прекрасную ночь во время ливня протекла крыша. Есть у нас под лестницей небольшая темнушка, закрытая дверью, вот там по стене и текло. Туда никто не ходит, поэтому и спохватились поздновато. А еще в этой темнушке в тазике на ворохе старого тряпья любит спать наша карликовая такса.

Как обычно, рано утром матушка вышла из комнаты и офигела. Из темнушки на своем тазике, навстречу ей не спеша выплыла такса. От непонимания происходящего шары у таксы вылезли так, будто она уже года два страдает собачьим запором. «Песец пришел!» — запаниковала такса и, перевернув свой баркас, кинулась к отцу под бок. Он еще спал.

Отборнейший мат из дальней комнаты возвестил о том, что мокрая такса достигла цели.

И мать позвонила мне.

Я приехал. Взял Пашку. Взял пену и герметик. Взял раздвижную алюминиевую лестницу. И полез изображать из себя Карлсона.

Поскольку крыша высокая, то никакая лестница до нее не достанет. А у соседа (жадина который) есть пристройка к дому, через крышу которой можно прекрасно попасть на нашу крышу.

И вот, приставив лестницу к соседской пристройке, мы с энтузиазмом обкурившихся мартышек ломанулись наверх. Подъем был в два этапа. Сначала на соседскую пристройку, потом, втянув за собой лестницу, мы могли попасть и на нашу крышу. Быстро заделав щели, мы начали спуск вниз, который неожиданно оказался труднее подъема.

Самое страшное было на шатающейся лестнице спуститься на соседскую пристройку, но это упражнение мы выдержали с честью. Побросав вниз пустые емкости из-под пены и герметика, мы начали спускать лестницу. Лежа на мокрой крыше на животе и свесив руки вниз, мы болтали лестницей, которая вдруг зажила своей жизнью. Она становилась и так и этак и еще хрен знает как, но только не так, как нам нужно.

В доме над нами ржала такса.