Иоанна Хмелевская - Лесь

— Как вы, пани Матильда, что чувствуете? — спросил он осторожно, расписываясь в книге присутствия.

— Спасибо, не очень хорошо, в такую жару сердце побаливает, Пан Лесь, вам еще и здесь надо написать…

Заученным жестом кадровичка подала книгу опозданий. Сердце Леся бешено заколотилось. Дрожащей рукой взял он распроклятую книгу и дрожащей рукой начертал: «Сам не знаю». Другого объяснения он был сообщить не в состоянии. А может, в живых осталась только пани Матильда, а все остальные погибли. Портфель выпал из его рук, он бросился в свою комнату.

Барбара, Каролек и Януш сидели за досками, увлеченно работали.

— А… как… вы… чувствуете себя? — едва слышно спросил Лесь после длительного молчания.

— Очень хорошо, — ответил Каролек. — А что?

Потрясение было столь велико, что у Леся подкосились ноги, он едва дотащился до своего стола и плюхнулся на стул. Он таращился на сослуживцев, оценивая преимущественно Барбару, упивался их бодростью и здоровьем и… ничего не понимал. Чудо, но они живы! Почему же стафилококки не отравили их? Прививки им, что ли, делали или как?

Неслыханное облегчение сменилось некоторой обидой на некоторые неопределенные факторы. В конце концов, прахом пошло столько усилий; он воспитывал в себе решимость, готовился к роли убийцы, примирился с этой ролью, даже как-то вошел в нее, и что? И ничего. Столько терзаний! Столько упреков совести! Столь беспредельное отчаяние! И все напрасно!..

Прикинув за и против, он предпочел все же чувствовать облегчение, хотя сегодня, когда опасность миновала, роль убийцы показалась ему куда как занимательнее, чем вчера. Тем не менее телесное благополучие его жертв, особенно Барбары, переполнило его давно не испытанным счастьем. Вымытые накануне минеральной водой документы высохли, и, хотя их вид и покоробил бы привередливого эстета, бумаги можно было подшивать в дело. Некоторое, правда, весьма короткое время его счастье ничто не нарушало.

Первый диссонанс внесло появление пани Матильды. Слегка обиженная неожиданной невежливостью Леся, но всегда безупречно обаятельная, она принесла брошенный у ее ног портфель. А за пани Матильдой повеяло призраком книги опозданий, и сияние счастья несколько поумерилось.

Сразу после ее визита его вызвал зав мастерской, которого до крайности заинтриговал тайный смысл сообщения в книге опозданий. Разговор с бестактным руководителем страшно утомил Леся, и он покинул кабинет весь в мыле. От негаданного счастья не осталось почти ничего.

А потом пришлось пережить окончательное поражение. Вновь перед Лесем замаячил руководитель приемочной группы, вернувшийся из командировки, на сей раз уж необходимо было, чтобы он подписал проект. Дабы все подготовить к приходу заказчика, Лесь приложил сверхчеловеческие усилия, что абсолютно превышало все его возможности и доводило до умопомрачения. В одной комнате он торопил зава приемочной группы, недовольного спешкой и отсутствием печатей, о коих Лесь, естественно, забыл, в другой комнате пытался удержать заказчика от намерения поднять жуткий скандал. В результате всех этих виражей и тот и другой весьма согласно почувствовали глубочайшую антипатию к Лесю, который вел себя, по их мнению, мягко говоря, непонятно.

Служебный кошмар наконец закончился, и за уносящим в объятиях проект заказчиком дверь закрылась. Утреннее же чувство счастья улетучилось без малейшего следа; Бледный, измученный, изнуренный Лесь выполз на служебный балкон, дабы как-то прийти в себя.

Теперь он воистину убедился, что причиной всех неудач, идиотских трудностей, этим бревном, о которое он постоянно спотыкался, этим каторжным ядром на ноге является пани Матильда со своей проклятой книгой опозданий. После неимоверных переживаний сегодняшнего дня правда окончательно воссияла: только ликвидация этого стерегущего его чудовища в образе женщины может спасти положение. Ничего другого не дано! Мосты сожжены, жребий брошен, кадровичка должна умереть.

После стафилококков, доказавших свою полную некомпетентность, Лесь мимоходом подумал о грибах, но быстро отказался от них — никакой надежды, что пани Матильда согласится поглотить сырым хотя бы один маленький мухоморчик, а приготовить из него какое-нибудь блюдо Лесь, увы, не умел. В довершение всего опыт заставил его всерьез усомниться в своих отравительских талантах. В глубине души он безусловно ощущал свою криминальную никчемность. Вот кабы кто другой взялся за такое дело!..