Олег Дивов - Мы идём на Кюрасао

Посланцы вернулись мало что трезвые, так ещё и удачно поторговавшиеся. Разузнали новостей: комендант рвёт и мечет, затеял пороть своих инвалидов, а народ радуется.

— Чему радуется-то? — не понял Тизенгаузен. — Пираты нос властям утёрли, тут сердиться надо бы. Ну, народ… Ну, страна…

— Это в вас немецкая кровь бунтует, ваше благородие, — подсказал Волобуев. — Порядку ей хочется.

— Да сколько её, той крови, осьмушка разве, — Пётр безнадёжно махнул рукой. — Русский я — и по пачпорту, и по физиономии. А всё одно в толк не возьму, отчего на моей родине, куда ни плюнь, такой перекосяк.

Дед Шугай сказал, отчего. Голос его звучал ещё слабо, но вполне убедительно.

— Ура! — воскликнул Пётр. — Боцман с нами! Налейте-ка мне по такому случаю.

Водка была тёплая и отдавала олифой. Тизенгаузен привычно пошарил рукой, но бочки с квашеной капустой рядом не нашлось.

— Ну? — спросил он неопределённо.

— Готовы к отплытию, — доложил Волобуев. — Идём на Куросаву!

— На Кюрасао, — поправил Пётр. — А ведь придётся вам, братцы, учить нерусские языки. Там по-нашему не говорят.

— Не умеют? — удивился Волобуев. — Научим.

— Всех не научишь. Карибское море, — сказал Пётр, — это тебе не Волга-матушка.

— Нешто нерусь такая тупая? — удивился Волобуев.

Дед Шугай метко заметил, что тупые всюду есть.

С тем и отвалили.

Некоторое время плыли без происшествий. Горизонт был пуст, ещё пустынней выглядел берег. Оглоедов начищал свою пушчонку, Волобуев следил за порядком, дед Шугай, временно освобождённый от боцманских обязанностей, выздоравливал. Сыграли забавы ради боевую тревогу, после наловили рыбки, сварили прямо на борту вкуснейшей ушицы.

— Ну, живём, — сказал Тизенгаузен, поглаживая сытый живот. — Будто не пираты, а обыватели какие, самовара не хватает с баранками.

— Гармошку бы ещё, — поддакнул Оглоедов.

И затянул весёлую пиратскую песню:

— А самовар у этих отнимем, — добавил Оглоедов, всматриваясь из-под ладони в речную даль. — Может и гармошка у них тоже найдётся.

Пётр схватился за подзорную трубу, глянул вперёд и похолодел.

Встречным курсом шла чёрная, как смоль, пушечная барка. Паруса у неё тоже были чёрные, и длинный чёрный вымпел развевался по ветру.

Тизенгаузен ждал чего угодно, только не этого. «Чайка» едва начинала флибустьерскую карьеру, а тут ей навстречу попались всамделишные истопники, русские речные пираты, те самые, что «…и за борт её бросает в надлежащую волну». Пётр думал, они остались только в былинах и рыбацких песнях, извели их на Волге-матушке, ан нет.

— Это мне кажется, или у них кто-то болтается на рее? — неуверенно пробормотал Тизенгаузен себе под нос.

— Дозволь обозреть, капитан, — раздалось сзади.

Пётр обернулся. На него выжидающе смотрел дед Шугай. Тизенгаузен отдал трубу боцману. Тот неловко принял её одной рукой.

— На плечо мне клади, — разрешил капитан.

— Благодарствую, — сказал боцман, и от этой вежливости сердце Тизенгаузена натурально ушло в пятки.

Дед едва глянул на барку и чуть не выронил трубу.

— Holy shit! — пробормотал боцман.

Тизенгаузен почувствовал, что ему становится дурно.

— Там правда удавленник висит на рее? — спросил он несмело.

— Там всегда кто-то висит, — тихо ответил боцман.

И добавил — кто, да за какое место.

Барка дала предупредительный выстрел из носовой пушки. В воду плюхнулось ядро и заскакало по невысокой волне.

Пётр поднял руку, давая команде понять, что раньше времени суетиться не надо.

— На прямых курсах шняга от этой чёрной дуры не оторвётся, — сказал он негромко. — Но у нас лучше манёвр. Можем славно покрутиться вокруг да попортить барке обшивку. Конечно, рано или поздно накроют бортовым залпом… Что посоветуешь, старина?

Дед Шугай посоветовал.

— А если серьёзно?

Дед Шугай метко заметил, что положение серьёзнее некуда. И совет его вполне к месту. Ну, можно ещё выброситься на берег и ломануться врассыпную по кустам.

— Я свой корабль не брошу, — отрезал Тизенгаузен. — Не для того мы отправились в путь.

Он повернулся к Волобуеву и отдал приказ спустить паруса.

Барка надвигалась на шнягу, как чёрная смерть. «Чайка» ощетинилась ружьями и топорами. Оглоедов колдовал у пушчонки. Тизенгаузен нацепил шпагу, проверил и заткнул за кушак пистолеты.