Павел Гутионтов: Игры на свежем воздухе застоя

Где — то через месяц разборка, надо полагать, закончилась, и Сергея даже вернули на работу. Но товарищи по отделу спорта окружили его стеной неприязни, и хотя руководство газеты настаивало на публикации разных его заметок (как понимаю, для произведения хорошего впечатления на заграницу), престижные футбол — хоккей у него отобрали, а посылать стали все больше куда — нибудь в Пермскую область — писать о проблемах ГТО, что и само по себе противно…

Еще через два месяца на очередном партсобрании в разделе «Разное» было вдруг зачитано заявление кандидата в члены КПСС С. П. Ф — ина, в котором тот попросил «за проявленную во время загранкомандировки политическую близорукость, повлекшую за собой ряд серьезных ошибок», прервать ему прохождение кандидатского стажа.

Невзирая на имеющуюся мою рекомендацию просьба была удовлетворена единогласно. Что впоследствии дало Сереге основание писать в инстанции жалобы на плохое к нему отношение в коллективе, в то время как вины за ним никакой никогда не было, о чем свидетельствует отсутствие каких бы то ни было примененных к нему мер административного или партийного порядка. Начальникам приходилось отвечать на эти обращения, ругая себя за непредусмотрительность.

Кстати, любопытно отметить, что из числа посетивших тогда испанскую Хаку ряды КПСС покинул еще и Щекочихин — правда, два съезда спустя, в июле 1990‑го, и будучи народным депутатом СССР.

А вот история, на первый взгляд очень похожая на предыдущую, но в полном смысле слова со счастливым концом. Ее рассказала мне знакомая переводчица, сопровождавшая в Италию и Францию делегацию Верховного Совета СССР.

Был в составе делегации некий сибирский лесоруб Василий, человек замечательной могучести и надежности. Так вот именно он и пропал, причем уже на второй день пребывания на итальянской земле, в стране, то есть, входящей в агрессивный блок НАТО и где потому от советского человека, не говоря уж о государственном муже, требуется повышенная бдительность и готовность к отпору.

Как ни горько признавать, но именно этих, так необходимых в экстраординарных условиях враждебного окружения качеств Вася не проявил. Видели, как он вышел из гостиницы, зажав в руках немногие причитающиеся ему лиры, и — не вернулся.

С каждым днем надежды на то, что он «лиру посвятил народу своему», таяли как лиры в кошельках сохранивших бдительность Васиных коллег. Депутата же Васи не было, что грозило не только международными, но и внутренними осложнениями. Правда, несколько успокаивало то обстоятельство, что пропавший не делал никаких заявлений, на воспитавшую его и пославшую за свои рубежи страну не клеветал и политических убежищ в этом портовом итальянском городе не просил…

Во Францию делегация уезжала без Васи. Жаль, конечно, товарища, настроение было соответствующее, но долг и необходимость укрепить разрядку с Европой заставляли пренебречь даже впитанным с молоком матери чувством локтя, так свойственным нашему человеку. Поиски же человека продолжало посольство.

…Нашелся Вася, по странному совпадению, в том же самом месте, где и пропавший годом позже в испанской Хаке советский спортивный журналист Сережа. А именно — в Париже, в советском же представительстве. Но что в конце — то концов произошло с ним в городе Генуе?

А вот что.

Когда Вася шел по улице в рассуждении купить недорогие подарки семье и товарищам по работе, к нему обратилась (по — итальянски, естественно) женщина вполне определенных занятий со вполне определенными предложениями, которые Вася, будучи высокоморален, отверг с негодованием, показав зажатую в кулаке инвалютную наличность. Но женщину это почему — то не остановило, и в процессе дальнейшей беседы (на эсперанто?), привлеченная, надо думать, душевными статями сибирского лесоруба (или же находясь на жалованье ЦРУ?), она привела советского сенатора в третьеразрядный припортовый бордель, где, разумеется, таковых — в полном смысле — высоких гостей не принимали, наверное, со времен адмирала Колумба.

Короче говоря, сенатор Вася в борделе прижился, как мог укреплял советско — итальянское сотрудничество и на бесплатных харчах внес в него, надо думать, вклад не меньший, чем вся оставленная им делегация в полном составе. Но при этом Вася внимательнейшим образом следил за календарем, и, как дело подошло к окончанию загранкомандировки, сказал шлюхам: финита! И те, обливаясь слезами, посадили сенатора в пароход до Марселя, снабдив лучшими рекомендациями к своим марсельским коллегам.