Drblack - Полковник Крокодил

— В русский бильярд, — ответил отец и закатил шар в лузу. Негр оживился. Надо же! Что–то новенькое, надо бы выучить, чтобы блеснуть потом перед дамами.

— Вот как? А, может, научите?

— За просто так не играем, — сказал Крокодил, и с улыбкой проследил, как «ученик» положил на стол сто долларов. — Хорошая ставка! Отвечаю.

Началась игра. Правил «ученику», разумеется, никто объяснять не стал, все–таки он сам долго наблюдал за игрой. Полковник Крокодил один за другим загнал по лузам семь шаров, а потом полюбовался, как негр, округлив глаза, пытается белым шаром лупить по шарам своего цвета (стандартные правила пула). Естественно, что у него ничего не получилось.

Отец забрал деньги со стола.

— Господа! Я не понял правил! — заявил негр, смутно догадываясь, что его где–то обманули. Но ведь вроде же все по–честному и шаров по лузам противник больше закатил. В общем, мистика какая–то.

— Сыграем еще? — с готовностью предложил переводчик.

— Давайте, — согласился негр и достал еще сто долларов.

Эта игра, как и предыдущая, завершилась пополнением бюджета русских офицеров. Негр нахмурился, потом посмотрел в потолок, что–то подсчитывая, шевеля губами и толстыми пальцами.

— Все равно не понял смысла игры. Учите еще, — решил он наконец, уже заученным движением доставая из кошелька стодолларовую купюру.

— Ученье — свет, неученье — чуть свет и на работу, — провозгласил отец и принял ставку.

Началась третья игра. На этот раз «ученик», похоже, дотумкал правила и стал лупить шары один за другим. Еле–еле у него Крокодил выиграть смог. Забирая со стола деньги, он поинтересовался у негра:

— Ну, что? Теперь понял?

Тот с готовностью закивал головой:

— Я понял! Это — БАРДАК!

А вообще, если не считать командировок и откровенно плохого пива в местных магазинах и барах, жилось в Анголе совсем неплохо. Хуже, чем хотелось бы, но лучше, чем могло бы быть. Офицеров, восемь человек, поселили на огороженной и охраняемой вилле, море было буквально в двух шагах от ворот.

Обычно день Коронэла Жакарэ начинался с того, что вскочив с кровати и едва открыв глаза он плелся к теплому морю, нырял, отплывал как можно дальше, и там уже просыпался, рассматривая чудный пейзаж безбрежной океанской глади перед собой. Или пальмы, что росли рядом с виллой.

Так он и поступил одним утром. Выбрался на улицу, с разбегу ворвался в накатывающие волны и поплыл. Отплыв на пару десятков метров, он перевернулся на спину и расслабился, любуясь на берег.

Следом за ним дома выбрался, потягиваясь и сонно зевая, переводчик, поплелся к воде и с опаской сунул ногу в воду.

— Палы–ыч! Как водичка?

— Да зашибись! — ответил батя и с изумлением увидел, как резко поменялось выражение лица переводчика: сонные глаза распахнулись, рот округлился, а нервно дрожащей рукой переводчик принялся указывать куда–то за спину отца.

— А–а–а!! Палыч! Бля! Сзааади!

Вопль нифига не наводил на позитивные мысли, потому Крокодил резко обернулся и увидел огромные плавники, рассекающие волны!

— Уй ёбт! — выдавил батя, хлебнул от неожиданности воды и так рванул к берегу, что брызги позади него стояли фонтаном! Работая руками похлеще вентилятора, он пропахал по инерции полосу прибоя и немножко пляжа, подавил в себе желание забраться на всякий случай на дерево и только потом отдышался. Даже рискнул посмотреть назад.

Плавники не торопясь приближались, а потом… вдруг кто–то вынырнул из воды и, описав красивую дугу и задорно свистя и щелкая, шлепнулся в воду, подняв тучу брызг.

— Мать моя женщина! — восхитился переводчик, — Слышь, Палыч! Это дельфины, бля!

— Вот жеж, — только и смог сказать отец, пытаясь определить, где в данный момент находится его сердце, — Все, блин, пора возвращаться на родину.

Так он и вернулся.

Когда отправляешь людей на войну, тебе всегда страшно. Страшно за своих людей, которым вручаешь предписания и ВПД. Страшно за их жен и детей, страшно, что однажды придет «похоронка» и вместе с ней тебе, как командиру, придется идти и стучать в дверь, смотреть в глаза жене того офицера, которого ты отправил на смерть и говорить, запинаясь, а она уже все знает, только кивает потеряно. Не верит, но уже знает и в глазах у нее боль. Такая мука, что хочется сдохнуть, лишь бы не видеть наворачивающиеся у нее на глаза слезы, не слышать как ее сын, вернувшийся со школы, изумленно спрашивает: