Я же лично научился теперь пораньше вставать: встанешь, подготовишь машину, ждешь. Потом выходит жена, садится рядом и:
— Миша, быстрее на завод…
— В трест…
— К маме…
— В магазин…
— В контору на совещание…
Совсем я загонял своего «Москвича»! Так что к тому времени, когда меня уволили с работы, на нем уже больше десяти метров и проехать нельзя было…
Не знаю, что больше расстроило мою Урине: то ли мое увольнение, то ли состояние машины. Во всяком случае, вскоре она мне сказала:
— Вам бы, товарищ водитель, пора сменить машину. Кстати, наш завод получил новую «Волгу». И мне, как директору, нужен личный шофер. Не желаете ли устроиться к нам на работу? К тому же вы, кажется, сейчас без дела… Оклад — по штатному расписанию. Устраивайтесь… э… э… Миша, кажется, да? Устраивайтесь, Миша, не прогадаете…
Я и устроился. А что: неплохая работа! Прикажет начальник — крути баранку да вези. А крутить я умею — у меня же золотые руки и светлая голова, не зря институт кончал. А что семейная жизнь даст трещину, это я заранее предчувствовал. Разошлись мы с Урине. Потому что не положено, чтобы у директора шофером муж служил…
Перевод А. Финько.
С неба Капля упала на синий Байкал
И вовсю перед ним расхвалилась,
Чтобы мудрый старик глубоко осознал —
Как-никак она сверху явилась.
— Подо мною сияли вершины Саян,
С высоты — небольшие курганы.
А ведь это, представь, дорогой ветеран, —
Не гольцы, а седые Саяны!
Тут, внизу, и ручей мнит себя Ангарой,
Сверху реки — как тонкие нитки.
Там летишь и не ведаешь даже порой,
Что моря — это так… пережитки…
Баргузин где-то рядом, вокруг — облака,
Выше — плавится золото солнца.
Над тобой — синевы без пределов река,
И душа от восторга смеется!
Да, старик, — веришь? — жалко мне стало тебя:
Все гляжу — ты лежишь без движенья…
И решилась я, странствия с детства любя,
Полечу — как-никак развлеченье…
Встал Байкал, завиток бороды почесал,
Сел и ноги поджал по-бурятски:
— Что бываешь в верхах — то и прежде я знал,
Но отвечу тебе я по-братски:
От тепла и туманы встают над водой,
В вышине в облака собираясь,
Ну, а там, — и Байкал тут тряхнул бородой, —
Зреет капель прозрачная завязь!
Расшумелся Байкал, вскинул вспененный вал,
Шевельнул он седыми усами:
— А того не поймут ни глупец, ни бахвал,
Из чего рождены они сами!
И та Капля в пучине разгневанных вод
Растворилась под солнышком алым…
А Байкал и без капли одной проживет:
Он всегда остается Байкалом!
Перевод с бурятского В. Латышева.
Я вышел из магазина и открыл дверцу своего «Москвича».
— Эй, браток, погоди-ка! — крикнул мне кто-то.
Я оглянулся. На тротуаре стоял мужчина в обнимку с огромным ковром, скатанным в толстый рулон.
— Ты случаем не в Сарыг-Булун?
— В Сарыг-Булун.
— Подвези, а? Ковер я купил. Вон какой здоровенный, разве с таким в автобус, влезешь?
Мы приторочили ковер к багажнику. Мужчина, сияя, уселся рядом со мной.
— Санчи Донгакович, — отрекомендовался он. — Ну, парень, повезло мне. Наконец-то ковер отхватил. Жена все уши прожужжала: когда да когда достанешь? Год мечтали. Вот и достал.
Приехали через час. Я помог Санчи Донгаковичу втащить покупку в квартиру. Вбежала молодая еще женщина — жена хозяина. Она развернула ковер и замерла от счастья.
Постучавшись, вошла соседка:
— Ну-ка, ну-ка, соседушки, показывайте обновку, — пропела она. — У-у, какая красота! Прелесть! Ну, и куда же вы решили его повесить? Или на пол постелете?
Хозяева оглянулись. А и правда, куда? На всех стенах и на полу уже были ковры. Хозяева встревоженно понеслись в другие комнаты. За ними — соседка. За соседкой — я, любопытства ради.
Во всех комнатах — одна и та же картина: свободного сантиметра нет, квартира укомплектована коврами полностью.
— А продайте его мне, — предложила соседка. — Ну, что поделаешь, раз места для него не находится. Не в кладовке же его держать.
Читать дальше