Ибрагим Абдуллин - Поднять на смех!

Наказано примерно зло.
Народу — смех,
Абреку — слезы.
Прощай, лихое ремесло!
Абрек зачислен
В водовозы.

Ах, как его стеклянный глаз
Подвел над бочкою железной!
Бульк в воду — и ищите нас,
Абрек — за ним,
Но бесполезно

Нырял туда за разом раз…
Я завершаю эту повесть.
Вот если б в бочке той,
Как глаз,
Искал тот жулик свою совесть!

Не нос, а чудодей у Мустафы.
Поистине не хуже, чем собачий.
Все распознает:
Запахи травы,
Зверья и птиц,
А выпивки — тем паче…

Кто с чем идет,
Узнает за версту.
И если с топором шагаешь к бору,
Оставь, приятель, эту маету —
О рубке дров не будет разговору.

Захватишь шкалик —
топай веселей!
Нюх не подводит лесника, не бойся.
Ставь угощенье — и руби смелей,
Руби и ни о чем не беспокойся.

Нет, впрочем, выбери для Мустафы пенек,
Чтоб на буфетную слегка похож был стойку.
Ведь не последний раз придешь сюда, дружок,
А нюх у лесника
завидно стойкий.

Дом без задней стены обходился:
В холод — стыл,
В зной — потел,
В дождик — мок.
А хозяин тем домом
Гордился.
Сам уйдет —
Дверь украсит замок.

Но на свете так жил
Лишь один —
И мудрец, и шутник
Насреддин.

Продавец был в ауле — умелец.
Видно, смысл он
Из сказки
Извлек.
И порою по целой неделе
На дверях магазина —
Замок.

Чудеса представали народу
С бесконтрольной
Контроля руки:
Как домой,
Только с черного хода,
В магазин тот
Ныряли дружки.

Насреддиновы шутки седые
Против наших чудес —
Пустяки.
В магазин все ныряли
Худые,
Выходили… одни толстяки.

Ты только на словах любить привык,
Струится речь, а чувство пересохло…
Уж лучше бы немым стал твой язык,
Чем сердце онемело и оглохло!

Ты ловким был пройдохой и пролазой.
А нынче — грусть в глазах и в пальцах дрожь…
Ты в свой карман залезть не можешь сразу,
А как в чужой карман ты попадешь?

Поэт — так в скобках написали под
Фамилией твоею на страничке…
Ошиблись! Как редактор не поймет,
Что здесь нужны не скобки, а кавычки!

На деле позорном попался,
Надгробия перекупал.
На ямах чужих наживался,
Но сам себе яму копал.

О добрые люди, простите беднягу,
За то, что он нам беспардонно соврал —
Когда б он боялся обидеть бумагу,
Тогда ежедневно ее не марал!

— Какая хворь тебя так беспокоит,
Когда встаешь с похмелья, хмур, небрит?
— Пью на свои — тоскливо сердце ноет.
Пью на чужие — голова трещит…

Хорошо жениться! Но мою натуру,
В женихах заждавшуюся, это не прельстит:
Если кто не женится смолоду да сдуру,
В старости да в мудрости так не наглупит,

— В выпивке никто со мною не сравнится мощью!
Больше лошади намного выпить я сумею!
— Да, сильней коня ты в этом. Но еще сильнее
Тот, кто пьяного тебя домой дотащит ночью!

На моду изменчивых дней
Ты зря ворчишь беспричинно:
Сто женщин в папахах милей,
Чем в бабьем платке мужчина.

— Где кабинет, в котором трудится Гогко?
— На ваш вопрос ответить, право, нелегко…
Где трудится — такого места нет,
А где сидит — известен кабинет.

О, не стони так жалобно и нудно,
Не причитай, чем дальше, тем сильней.
Ты говоришь: «Писать мне очень трудно»,
А нам читать тебя еще трудней.