Михаил Юдин - Рассказы смешные и грустные

Примеряя на себя эту ситуацию, думаю, а как поступил бы я на его месте? Скорее всего, ограничился бы словесными интервенциями, ведь слова иногда бьют сильнее. Осуждаю ли я Аркадия? Конечно, нет! Ведь далеко не все в этом мире измеряется деньгами!

Профессор

Конец октября, уже довольно холодно, с утра моросит холодный и мелкий дождик. Такой, знаете ли, который глазами очень трудно увидеть, настолько он мелкий. Мелкий, но постоянный и чрезвычайно упорный, по всему видно, что на целый день. Мокрый асфальт, мокрые дома и люди, мокрое все вокруг. Небольшой северный ветер усиливает ощущение всемирной влажности и постепенно все тело пронизывает сырость и холод.

Вот в такой мерзкий денек, побыстрее закончив дачные дела, решаю возвращаться домой. Возвращаясь, обычно останавливаюсь на деревенской площади около продовольственного магазина и покупаю черный и белый хлеб. Делаю так всегда, потому что такого хлеба в городе не купишь, а этот привозят из Александрова и он очень напоминает мне хлеб из детства, который приносила мама. Черный с хрустящими, твердыми горбушками, белый тоже с хрустящей корочкой. И кирпичик, и батон чрезвычайно мягкие, а белый до такой степени, что когда на него надавишь посередине, то образуется вмятинка, которая прямо на глазах выправляется и батон принимает первоначальную форму. Очень вкусный и правильный хлеб пекут в Александрове!

Площадь эта деревенская представляет собой несколько соток заасфальтированной поверхности, столб с фонарем, автобусная остановка и продуктовый магазин. На ней обычно собираются местные мужики, немногочисленные бабушки с огородной всячиной и всегда несколько бездомных дворняг. Вот и в этот раз весь комплект в сборе, жизнь идет своим чередом.

Паркуюсь и собираюсь выйти из машины, как вдруг замечаю сбоку, метрах в двух, какое– то недоразумение. При ближайшем рассмотрении эта ошибка природы оказывается совершенно несуразной собакой черного цвета. Вы, конечно, видели много таких собак и, наверное, как и я, всегда думали – « Эк, тебя брат угораздило, ну что теперь поделаешь, надо как-то жить и тебе». Собачонка была небольшая, где-то около полуметра длиной на очень коротких лапах. Знаете такой батон докторской колбасы на школьных сосисках. Голова непропорционально большая со стоячими ушками, мордочка обросшая бородёнкой и усами, с кустистыми бровками, и очень печальными и выразительными карими глазами. Хвост, какой-то облезлый, со свалявшейся шерстью. Мордой, пёсик напоминал скотч-терьера, а в целом, скотч-терьера, которого растянули при помощи винтового домкрата, да так и оставили. Он сидел, но из-за коротких лап казалось, что и не сидит он вовсе, а лежит, оперевшись на передние лапы. Видно было, что хлебнул он в жизни немало невзгод и лиха. Его карие глаза смотрели прямо на меня, не моргая, с уже поседевшей морды капала вода, а туловище беспомощно и беззащитно располагалось в небольшой лужице. Он ничего не просил, не махал хвостом, просто сидел и неотрывно смотрел на меня. Во взгляде читалась безнадежность и печаль накопленная поколениями. Через несколько секунд он отвернул от меня голову, тяжело, почти по-человечески вздохнул и лег прямо в лужу с трудом примостив прямоугольную морду на короткие лапы.

Признаюсь, мне стало не по себе – « Ничего нет у меня дружище, но сейчас я что нибудь придумаю». В магазине, я попросил продавщицу взвесить пару сосисок из тех, что подешевле, и она понятливо кивнув головой, вручила мне невесомый пакетик. Предвкушая сцену кормления несчастного животного, я уже видел, как мой новый знакомый с жадностью заглатывает нежданно свалившееся на него счастье, благодарно поглядывая на меня и снова поверив, что мир не без добрых людей.

Торопливо подошел к нему, быстро срывая с сосисок целлофановую обертку и протянул одну из них псу. Он ни с места, так и лежит в луже и даже попытки встать и подойти не делает. Я начал причмокивать губами и призывно посвистывать, пытаясь дать ему понять, что опасности нет и намерения мои самые благородные. Опять никаких эмоций. Тогда я сломал сосиски на несколько кусочков и подбросил их почти к его морде. Он даже не соизволил понюхать это божественное блюдо, а наоборот встал, посмотрел на меня с явным недоумением, как на последнего идиота, смачно отряхнулся и весело затрусил на своих карликовых лапках в сторону улицы, отходящей от площади. Я же так и остался сидеть на корточках перед лужей, в которой сиротливо валялись обломки сосисок. Кажется, мои губы еще продолжали причмокивать и посвистывать.