Валерий Ковалев - В закрытом гарнизоне. Книга 2

Именно в это время, мой приятель – старший матрос Саня Абрамов, познакомился с разбитной маляршей. А поскольку народу на лодке днем было что муравьев, и Абрамов был коком, встречался с ней в провизионке, где хранились замороженные свиные и говяжьи туши. В один из таких моментов Саню внезапно вызвали к старпому. Пообещав подруге вернуться через несколько минут, он закрыл ее на замок и поспешил в центральный пост. Там его чем-то здорово озадачили, и о своей пассии кок вспомнил только через пару часов. Примчавшись на место и отдраив дверь, он обнаружил девушку всю в слезах и замерзшую до посинения. На этом любовь закончилась.

Жили мы в то время в порту, на громадной плавбазе «Иртыш», где коротали время между морями и вахтами.

Как только наступила зима, и залив сковало льдом, наши старослужащие решили немного покататься на коньках, благо этот спортивный инвентарь в числе прочего на судне имелся и местными моряками почему-то не использовался. Являясь ребятами самостоятельными, они решили командование не беспокоить и в первый же выходной, после завтрака, надлежаще экипировавшись, спустились по шторм – трапу на первозданно чистый лед. Причем с борта, который был обращен в сторону моря. В числе первых были Юркин, Ханников, Осипенко и Корунский. Остальные желающие столпились у борта в ожидании своей очереди.

Сначала ребята прокатились вдоль борта судна, а затем, освоившись, заскользили в сторону фарватера.

Как только они удалились метров на сто от плавбазы, с противоположной стороны залива, а точнее с одной из сторожевых вышек, находившихся на берегу при выходе из него, стали раздаваться хлопки.

Сначала мы не поняли в чем дело, но потом сообразили, что по парням стреляют и довольно прицельно. После каждого хлопка, в десятке метрах от них взлетал в воздух раздробленный лед. Поняли это и конькобежцы, которые сразу же попытались вернуться к судну. Однако это не удалось – фонтанчики льда стали взлетать перед ними. Теперь уже стреляли с двух вышек. Парням ничего не оставалось, как только залечь, что они и сделали, повалившись на лед. Стрельба прекратилась.

Мы сначала оторопели, а затем разразились угрозами в адрес хулиганов на вышках. На палубе появился дежурный с помощником, который, заорав годкам, чтоб они не вздумали подниматься, рысью убежал в рубку звонить какому-то начальству. Примерно через полчаса приехал представитель военизированной охраны, ему подчинялись стрелки на вышках, и освободил наших заложников. На борт судна они взбирались с трудом, лязгая зубами и едва передвигая ноги.

Наказывать никого не стали. Нас собрали в кубрике и провели инструктаж, из которого следовало, что появляться в акватории залива без специального разрешения строго запрещено, и палили по нашим ребятам согласно инструкции девушки-стрелки, которые будут поощрены за бдительное несение службы. На вопрос кого-то годков, откуда набирают таких шалав, вохровец коротко ответил, – из Вологды.

Я тут же вспомнил один из рассказов отца о знаменитых вологодских конвоях. Перед выводом заключенных на работы они предупреждали, – шаг вправо, шаг влево – считается побег! Прыжок на месте – неповиновение власти! Конвой стреляет без предупреждения!

Эти девчата, наверное, были дочками тех конвоиров.

Вернувшись с обеда, старшина 1 статьи Волков удобно расположился в кресле командира БЧ [1] БЧ – боевая часть на корабле. и, забросив ноги на направляющую стеллажа торпеды, застыл в блаженной истоме. С нижней палубы доносилось монотонное бубнение молодого, заучивавшего книжку «боевой номер».

– Учи, учи, карась, – благодушно подумал старшина, уставившись в подволок и шевеля пальцами в новых тапочках. Служить ему оставалось всего ничего, настроение было отличным, и Кузнецов предался мечтам о «гражданке». Однако вскоре прохладная тишина отсека нарушилась звяком переборочного люка, шарканьем ног и неразборчивыми голосами внизу.

– Опять эти «безлошадные», – неприязненно подумал старшина и покосился на мерцающие в полумраке стрелки корабельных часов. С обеда вернулся второй экипаж, третий день знакомящийся с лодкой.

– Не было печали, черти накачали, – пробурчал Волков и, опустив на палубу затекшие ноги, поковылял к светлому пятну отсечного люка. Присев у люка на корточки он тихо свистнул, и снизу на него уставились раскосые глаза вахтенного у трапа, с болтающимся на поясе штык – ножом.