Николай Самохин - Николай Самохин. Том 2. Повести. Избранные произведения в 2-х томах

– По-моему, у него скоро вылезут волосы – он слишком много думает.

– С кудрявыми это чаще всего случается, – подхватил я. – Обычно они лысеют в одну ночь.

– Ох, и противный он будет без волос, – хихикнул Игорь Трущеткин. – Ада его наверняка бросит.

– Слушай ты, плешивый! – угрожающе сказал Миша Побойник. – Что ты лезешь судить о вещах, в которых не смыслишь?!

– Сволочи! – обиженно сказал Рецептер. – Питекантропы! Уголовники!

Тут мы схватили его за плечи, подвели к двери и заставили вслух прочесть положение о штрафах. Мы крепко держали Рецептера. Ему пришлось выложить двугривенный.

Скоро по общежитию распространился слух, что в комнате 232 можно курить, ругаться и даже лежать на кроватях – за плату. К нам потянулись любопытные. Сначала они курили, потом расплачивались, потом начинали ругать нас. Совершенно искренне. И довольно энергично.

Мы вынуждены были дописать в прейскурант два пункта: за тушение окурков в обеденной посуде и нанесение обитателям комнаты оскорбления действием.

Самым прибыльным посетителем был кочегар дядя Граня. Он приходил, выкладывал на стол целковый и крыл нас на все, без сдачи. Напоследок дядя Граня еще плевал на пол за особую плату.

Через месяц, в день рождения Жоры Виноградова, мы разбили копилку. В ней оказалось 34 рубля 65 копеек, три пластмассовые пуговицы и одна металлическая шайба. На всю сумму мы купили вина и закусок. В этот день курили в комнате, не очень следили за чистотой своей речи и даже лежали на постели в ботинках.

Наутро снова повесили прейскурант. Карающие ставки увеличили вдвое.

СКРЫТЫЕ РЕЗЕРВЫ

– Эй вы, пиджаки! – сказал Яшкин, заявившись утром на работу. – Слыхали сенсационную новость? Я вчера Машкина в шахматы

прибил!

– Врешь! – не поверили мы. Зав. отделом Машкин был у нас чемпионом всего четвертого этажа, включая лестничную площадку, на которой временно размещался отдел изысканий.

– Прибил, прибил, – самодовольно ухмыльнулся Яшкин. – Поставил ему, голубчику, детский мат.

– Что за шуточки! – сказал пораженный Мишкин. – Ты же, кроме преферанса, ни во что не играешь.

– Дело мастера боится! – развязно заявил Яшкин. Мы все-таки не поверили и всем коллективом пошли к Машкину за подтверждением.

– Обыграл, – развел руками Машкин. – Я, знаете, сам не ожидал. Сел за доску, думаю, – разомнусь маленько. Вдруг чувствую – тиски!.. По-моему, у него способности.

– У кого? – спросил Гришкин. – У этого трепача?!

– Ну, почему трепача, – сказал деликатный Машкин.

– Трепач и есть! – безжалостно повторил Гришкин. – Вы, Пал Сергеич, не расстраивайтесь. Вызовите его на матчреванш. Это же случайность.

Однако на другой день Яшкин потряс всех новым сообщением.

– Вчера прибил Поликарпыча, – сказал он и почемуто задумчиво добавил: – Вот так вот…

Мы повскакивали с мест.

Главный инженер проекта Кирилл Иванович Поликарпов возглавлял сборную нашего института, сам играл на первой доске и уже восемь лет являлся членом правления городской секции шахматистов.

– Может, он больной был? – ошеломленно спросил Мишкин.

– Да нет, вроде здоровый, – сказал Яшкин. – Я к нему когда зашел, они как раз с Зейцем из сметного на пальцах тянулись. Поспорили на бутылку коньяку – кто кого. Зейц свободной рукой за сейф схватился, так Поликарпыч его вместе с сейфом утянул…

К Поликарпычу мы справляться не пошли. Не решились. Зато в обеденный перерыв подсмотрели любопытную сцену. Поликарпыч, загнав в угол нашего зава Машкина, тряс у него перед носом каким-то листочком и бубнил:

– Я дома партию проанализировал, понял? До полночи сидел… Все верно, просчета нет.

В понедельник Яшкин пришел на работу раньше всех. Когда мы собрались, он уже сидел за столом. Вид у него был бледный и подавленный.

– Такая хохма, ребята, – сказал он, глядя на нас виноватыми глазами. – Я вчера Киршенблюма прибил.

– Чемпиона области! – ахнул Мишкин.

– Ага, – кивнул Яшкин. – Кандидата в мастера.

– Как же это ты? – спросил я, не решаясь приблизиться к Яшкину.

– А черт его знает, – растерянно пожал плечами он. – Зашел в городской сад, а они там играют. В павильончике. Ну я сел – и прибил.

И тогда молчавший до сего времени Пашкин сказал:

– Bce! Вечером поведешь в сад. Будешь играть еще раз. При свидетелях.

Вечером мы пришли в сад. Всем отделом. Мы стояли за спиной Яшкина и тяжело молчали. Яшкин ерзал на стуле, крутил шеей, бросая на нас заискивающие взгляды, и смело двигал фигуры. Знаменитый Киршенблюм сидел напротив. Схватившись руками за подбородок, чемпион панически глядел на доску. Белесый заячий пух на его голове стоял дыбом. Через восемнадцать ходов чемпион остановил часы, пожал Яшкину руку и, шатаясь, пошел на свежий воздух…