Елена Степанова - Про котов и некотов

Ещё в каждой комнате жили клопы. Это такие страшные твари, что даже рассказывать о них неприятно. Днём клопы были мало заметны, зато ночью они активизировались, что твои вампиры. Если удавалось быстро уснуть, я всё равно просыпалась оттого, что всё тело чесалось. Мама боролась с этим кошмаром всеми доступными ей способами, но клопы всё равно побеждали. Было и такое изощрённое средство: ножки кровати ставились в плошки с кипятком или керосином, чтобы клопы не смогли взобраться снизу. Но через какое-то время они сообразили, что к чему, и стали прыгать на меня с потолка…

И зачем я про них вспомнила? Даже бок что-то зачесался. Под майкой, правда, никого нет, и слава богу. Вот застряли эти клопы в сознании. Когда от них вроде бы совсем избавились, открыла я как-то книжку почитать. Книг у нас всегда много было, целые стеллажи. Раскрыла, значит, страницы – глядь – что-то полупрозрачное, как малюсенький листик, и потихоньку движется. Я сначала не поняла, спрашиваю у мамы, а она только взглянула, как охнет, скинула эту заразу на пол. Растоптать клопа, который не ел несколько месяцев, невозможно, потому что он абсолютно плоский, как бумага. Можно поджечь или проткнуть. Первый способ надёжнее, зато треску и вони от него… Гадость какая. Главное, дура, на ночь вспомнила, теперь чесаться буду беспременно.

В общем, переехали мы в это благословенное общежитие, и я решила забрать с собой Франтика. Спросила разрешения у дедушки, он был не против. Бери, мол, неси, мол. Ну, я взяла кота на руки, пронесла его несколько метров, он вырвался и пошёл обратно. Недоумению моему не было предела. Как так? Мы же друзья, как же это: он там останется, а я в другом месте буду. Нет, ты, Франтик, не понял, нам вместе будет очень хорошо, пойдём со мной, мой котик. Как я ни уговаривала, как ни пыталась его унести, кот не хотел покидать старый дом. Так и остался в нём. Сначала я каждый день приходила навещать Франтика, потом через день, через два. Но про кота не забывала, мне его не хватало в новой жизни.

Однажды пришла, а дедушка говорит: нет Франтика, несколько дней уже нет, не возвращается. Как, почему? Да старый он уже, ушёл умирать. Я не поверила, приходила ещё и ещё, но Франтик не вернулся.

Можете назвать меня бесчувственной сволочью, но потерю кота я переживала сильнее, чем смерть бабушки, а потом дедушки. Когда умерла баба Наташа, я даже не знала об этом, мне что-то сочиняли про неё, и потом не верилось, что бабушки нет, казалось, будто она просто уехала куда-то. Когда умер дед Гоша, я уже понимала, скорбела вместе со всеми, сначала испугалась, потом грустила, однако это не стало чем-то непоправимым, настоящим ударом. Что делать? Люди умирают. Но когда я поняла, что Франтика больше нет, то меня зашатало. Мир стал иным, восприятие изменилось, я не узнавала привычных очертаний. Всё потонуло в горе и слезах, в груди давило, трудно было дышать. Я шла, придавленная этим горем, как горой, еле передвигая ноги.

Я уже знала, что такое смерть. Знала на словах, читала в книгах, столкнулась с ней на похоронах родных людей. Но я не могла применить это понятие к своему Франтику, никогда не думала, что он может умереть. Почему с детства у меня такое отношение к котам? Не знаю. Может быть, потому, что видела в них – сначала только в одном из них – свою душу, своё сердце.

– Будь котов!

– Всегда котов!

После Франтика много лет не было у меня никаких котов, пока я не поступила в аспирантуру Герценовского института в Ленинграде. Мы так его в обиходе называли. Официально он именовался ЛГПИ им. А. И. Герцена, потом, после всяких политических метаморфоз, РГПУ им. А. И. Герцена. Три года жила я в Ленинграде-Петербурге, а именно в шестом аспирантском общежитии на территории университетского городка. У него (у общежития) было удачное расположение: выходишь из здания, напротив – пятое общежитие, чуть правее – арка, идёшь вперёд и видишь слева памятник Ушинскому и административный корпус, а справа – выход к реке Мойке. Мне очень нравилась строгая красота набережной, прямые линии, серые оттенки неба, воды и гранита, я любила стоять там и смотреть вниз, на волны, накатывающие на ступени, по которым можно было спуститься прямо в воду, и вдаль, поворачивая голову то направо, к Невскому проспекту, то налево, к Гороховой улице. Если из общежития пойти не вправо, а влево, то там тоже будет арка и выход к Казанскому собору. Очень удобно. Была ещё пара проходов, вдалеке от нашего общежития, до которых мне идти было как-то лень.