Алая лента скользнула на пол, и мы узрели пару поношенных, до безобразия облезлых галош.
— Начало обнадеживает, — сказал зло Остап, торопливо вскрывая второй сверток.
По комнате, стуча и подпрыгивая, разлетелись свечные огарки.
— Интеллигенция явно перечиталась Глебом Успенским, Остап попробовал на вес несколько упаковок и выбрал самую тяжелую. — Чую, Остен-Бакен, столовое серебро, не меньше.
— Берегись, — успел крикнуть я.
Бендер проворно отдернул ногу от пикирующего чугунного утюга.
— Хороший утюг, — сказал я как можно серьезнее. — В хозяйстве пригодится.
— Не хочу быть знакомым лже-волхва Остен-Бакена! вскричал Остап, поднимая за удобную гнутую ручку новый спортивный снаряд. — Хочу быть крестьянином-переселенцем!
«Ну, сейчас начнется метание утюгов в цель», — подумал я и опрометью — из флигеля.
Конечно, занятно наблюдать за полетом чугунного предмета убийственной формы, но не в момент его сближения с вашей любимой головой.
Вернулся я, когда утюг благополучно, без жертв, выпорхнул в форточку.
Остап лежал на койке лицом к стене.
— А с этим что делать? — спросил я от порога.
— Если обнаружишь ценную вещичку — разбуди…
Но я не нашел ничего даже мало-мальски достойного внимания разочарованного подпольного руководителя.
И Бендер снова провел две недели — а может и поболее уткнувшись в подушку.
Но бурная весна подняла Остапа на ноги.
Он был угрюм, серьезен и решителен.
— Хватит миндальничать… Флибустьеры предпочитали погружению в негостеприимные глубины отчаянный абордаж… Дуй в закрома… Да, и захвати бутылку рома, отметим объявление войны этому поганому жуткому миру.
После короткого, но буйного застолья Остапа потянуло на философские занятия. Он достал с антресолей чемодан студента-анархиста, пылившийся там в маловероятном ожидании возвращения общительного хозяина, и замер перед ним в позе йога-любителя.
— Думаешь, в этом сундуке — тайна мироздания?
— Нет, в нем нечто другое, способное прокормить даже такого проглота, как я.
— Скатерть-самобранка!
— Почти угадал… Ключ от квартиры, где деньги лежат.
— Без шуток.
— Инструменты классической экспроприации.
— Покажи.
— Этот чемодан послан небом. С волками жить — по-волчьи выть. Трепещи, греховный, развратный, пресытившийся Рим. Юный варвар готов завоевать тебя с потрохами.
И Остап, хищно скалясь, продемонстрировал содержимое анархистского чемодана.
Походный несессер с набором отмычек.
Легендарный ломик — фомка.
Ручная дрель.
Разнокалиберные сверла.
Молоток.
И прочая слесарная мелочь, используемая не по прямому назначению.
— Богато?
— Хочешь заделаться медвежатником?
— Для дебюта освою карьеру домушника, а там поглядим.
— Тюрьма, каторга, ссылка — полный ассортимент?
— Ну, во-первых, каждый мало-мальский порядочный человек должен попробовать кандального звона, а во-вторых, ты же прекрасно знаешь, я не создан для изнурительного ежедневного труда… Часок риска и полгода упоительного прозябания. Игра стоит свеч.
— Могу постоять на стреме.
— Остен-Бакен ты мой, Остен-Бакен… Маман и папан будут весьма недовольны в случае провала дерзкой операции по выемке излишних ценностей у буржуазии.
— Чтобы иметь гарантию успеха, надо правильно выбрать объект.
— Входишь во вкус уголовщины… Я тоже предпочитаю отсутствие злых собак, индивидуумов мужского полу и огнестрельного оружия.
— Есть весьма соблазнительный вариант. Мой родитель недавно обзавелся золотой коронкой высокой пробы…
— Милый, добрый Остен-Бакен, — Остап, нагнувшись через чемодан, обнял меня за плечи. — Я отказываюсь принять твою жертву.
— Не об том речь.
— Ах, извините, милорд, — Остап выпустил меня из крепких объятий и вынул из чемодана молоток. — Я думал, здесь намечается предательская комбинация — мне зуб, тебе наследство, достаточное для скромного безбедного существования.
— Чем обвинять меня в изуверстве, лучше послушай, где обзавелся коронкой родитель.
— В белом особняке с готической крышей.
— Значит, и ты подумывал о вдове Гольцевича?
— Зубной техник — женщина. Романтично и волнительно. А как вспомнишь, что кроме практики своего знаменитого мужа, ей досталось немало золота для клиентов и камешков для себя, так хочется сразу проникнуть в ее альковы.
— Зловредная скелетообразная мымра. Полгорода ее ненавидит, полгорода ей завидует. Безжалостно и принципиально одинока. Такую и ограбить не грешно.
Читать дальше