Константин Росташ - Твой дом – тюрьма

Я посмотрел на опера чистыми глазами и уточнил:

– Депутатської недоторканості, якщо мовою Конституції України. ВСЁ!

– Недоторканості- тихо повторил опер и помотал головой. – Ну, и…

– Ну, и Антимонопольный комитет Украины, из-за недобросовестности,… да что там недобросовестности, ТРУСОСТИ! – воскликнул я, – да-да, именно трусости его руководителей, отказался информировать Генпрокуратуру о преступлениях Звягильского. Но вы-то, вы, гражданин начальник, совсем не такой. Вы не спустите это дело на тормозах. Внесёте свой вклад в борьбу за правовое государство… Свою, так сказать, посильную лепту…

– Лепту? – опять всполошился опер. – Вклад? А при чём здесь Антимонопольный комитет?

– Как это «при чём»? – я пожал плечами. – В этом комитете я работал, вы в моём деле посмотрите.

– Ага, вижу, – облегчённо вздохнул опер. – Хоть это понятно. Ну, работали вы там. И что? В чём, собственно, дело?

– А вот в чём, – хрипло заговорил я. – Как я выяснил, этот самый министр Ефим заключил с Грецией контракт на поставку сумасшедшей кучи бензина. Произведённого, между прочим, на Лисичанском заводе, где наш подозреваемый директорствовал двадцать лет. В контракте оговариваются параметры бензина и жёсткие санкции за их несоблюдение. Настолько жёсткие, что мировая практика международных поставок аналогов таких санкций не знает. Например, за снижение октанового числа Украина обязуется отдать Греции весь бензин бесплатно, да ещё выплатить какому-то греческому Засракису хрен знает сколько миллионов долларов штрафа. Так всё и случилось. С октановым числом Лисичанск облажался, Украина деньги выплатила, а Греция бензин забрала. Ну, как?

– А что – как? – пожал плечами оперок. – Международные соглашения надо выполнять. Мир наживы и чистогана. Понятное дело.

– В том-то и дело, что понятное, – вкрадчиво и зловеще нашёптывал я. – Понятно, что Лисичанский завод, с его устаревшим оборудованием, в принципе не имел технологической возможности произвести бензин с теми параметрами, которые были оговорены в контракте. В контракте, который подписал его бывший директор. Тот самый, который знал этот завод как свои пять пальцев. Который, заступив на должность профильного министра, не выделил ни копейки денег на его, завода, модернизацию. То есть, подписывая контракт, он заведомо обрекал Украину на многомиллионные штрафы и потерю крайне необходимого всем нам топлива. Знал об этом и, всё-таки, – подписал. Или не знал? Или знал? Ну, думайте, думайте, это же так просто…

Своего собеседника я определённо переоценил. Судя по тому, как он морщил свой узкий лобик, потел и краснел, думалось ему совсем не просто.

– Э-э… – заёрзал на стульчике опер. – Ну-у… Скорее всего…

– Знал! – взорвался я праведным негодованием. – Знал, подлец, и, тем не менее, подписал! А как вы думаете, – по глупости? Бесплатно? Ерунда, – еврейские министры глупыми не бывают. Выходит, греки этому уроду всё-таки что-то, да отстегнули. Тот же Засракис, который высоко оценил актерские способности товарища Звягильского, умело изобразившего «недбалість» дебильного чиновника. Захищеного до того ж депутатською недоторканістю. Ну как? Похоже на правду?

– А? Что? – вскинулся оперок. – Какую ещё правду?

– Пусть не правду, – уступчиво кивнул я. – Пусть это будет только обоснованные подозрения в должностном преступлении, по закону подлежащие…

– Подлежащие тщательной проверке, – автоматически подхватил опер. – Да, но…

– Никаких «но», – остановил его я. – Нужно найти доказательства того, что в обмен на подпись греки отстегнули еврею Звягильскому изрядную сумму денег. Антимонопольный комитет от поиска доказательств отказался, – тут я снова перешёл на баюкающий тон, – зато вы, гражданин начальник, так не поступите. Вы же не любите евреев? По глазам вижу, что не любите. Э?

– Кто? Я? Ну-у…

– Во-о-т, я так и знал, – понимающе улыбнулся я. – А значит, со словом ОТСТЕГНУЛИ спорить не будете. Таким образом, вы допускаете вероятность совершения должностным лицом особо тяжкого преступления, направленного на подрыв интересов Украины. А как называется такой подрыв?

Я приподнялся со стула и, опираясь кулаками на стол, затрубил голосом Олега Кошевого на допросе в гестапо.

– А называется он, гражданин начальник, очень просто – ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИЗМЕНА! Это значит, что вы, как представитель правоохранительных органов того самого государства, которому изменил Звягильский, обязаны использовать все доступные вам средства для исправления ошибки Антимонопольного комитета и…