Иван Ренанский - Почти как люди

Я, дабы не трепать нервы и без того находящегося на грани истерики инспектора, докурил, щелчком отправил бычок на рельсы, шагнул в тамбур. Надо же, в купейном едем! Гастроли на поезде – уже чудно для людей, привыкших перемещаться в автобусах, ибо экономию руководства на коллективе никто не отменял. А тут ещё и купейные вагоны! Благодать. Ясное дело – заезжему дирижеру пыль в глаза пускают. Ну и пусть себе пускают, если народу от этого только лучше.

Я, сверившись с билетом, дошагал до своего купе, и на всякий случай, вежливо постучал – мало ли…

– Входи!– раздалось из-за не плотно закрытой двери.

Вошел.

Первое, что сразу бросилось в глаза – четыре уже наполненных рюмки на столике, и на каждой по половинке огурца. Перевел взгляд на попутчиков – сидят на нижней полке рядком, молчат, ждут.

– Здарова, мужики,– говорю,– я сегодня с вами.

Своих попутчиков я знал не очень хорошо – мельком видел их лица на работе, но не более.

– Здарова!– радостно поприветствовал меня один из них,– а мы тебя давно ждём.

Ах вот оно что! Значит, трое коллег разлили водку по четырем рюмкам и теперь ждут, собственно, четвертого. Причем им совершенно не важно, кто этим четвертым окажется – про то, что с ними поеду именно я, они знать никак не могли. Любопытный подход. Хотя, чего удивляться…

Я уложил инструмент и кофр с концертным костюмом на полку для багажа, сел. По-быстрому, мимоходом познакомились – того, что так обрадовался моему появлению, звали Ярославом.

– Ну что,– заявил он,– теперь и выпить можно? Как бы за знакомство.

– Ещё же не поехали,– вяло запротестовал я.

– Да?– искренне удивился мой новый знакомый,– так выпьем за то, чтобы поскорее поехали!

Я кивнул – ломаться дальше было бессмысленно, да и не особо хотелось. Проглотили водку, покряхтели, закусили огурцами.

– Чувствую, дорога быстро пролетит,– поделился соображениями Ярослав,– кстати, мужики, рекомендую…

С этими словами он вытянул откуда-то из-под столика литровую банку с чем-то густым и бурым.

– Кисель!– торжественно представил он нам содержимое банки,– теща варила. Водку им запивать – одно удовольствие. Кстати, об удовольствиях…

Рюмки были вновь наполнены, и вновь опустошены.

По коридору загрохотали шаги, звучный инспекторский голос, в который уже раз, начал скороговоркой перечислять имена:

– Коля, Женя, Света, Вадим, Наташа…

– Наташа с нами?– громко и искренне восхитился Ярослав.

– Это не я с вами, а ты со мной, пьяная морда!– кокетливо донеслось с противоположного конца вагона.

– Дима, Стас, Петя, Ярик…

Услышав свое имя, Ярослав нахмурился, и крикнул:

– Хуярик!

Повисла пауза.

– Ты чего ругаешься?– настороженно поинтересовался инспекторский голос.

– А чего так не вежливо?

После недолгого молчания перекличка продолжилась, но до того я явственно расслышал инспекторский шепоток:

– Не оркестр, а зоопарк какой-то.

Судя по перечню имен, и последовавшим за ним вздохом облегчения, все, наконец, оказались на местах. А ещё через несколько минут вагон слегка тряхнуло, и перрон за окном лениво пополз прочь.

– Поехали,– констатировал Ярослав,– ну, в добрый путь.

***

Я сижу в купе Полпальца, Февраля и Анатольича, дослушиваю чей-то длинный и сумбурный тост, закидываю в топку очередную рюмку коньяка.

– Курим?– интересуется Февраль.

– Курим,– соглашается Полпальца.

Мы выползаем в тряский вагонный коридор, пошатываясь бредем по нему. Изо всех купе доносятся радостные пьяные возгласы, где-то вибрирует заливистый женский смех, кто-то уже мучает бог знает откуда взявшуюся гитару… Коллектив отдыхает. Коллектив набирается сил и вдохновения перед завтрашним концертом в столице.

В тамбуре, где, разумеется, курение было запрещено, мы, поколебавшись некоторое время лишь для проформы, извлекли сигареты, но закурить не успели – тревожно взвизгнула едва закрывшаяся за нами дверь, и в тамбур шагнула не молодая, хоть ещё и не успевшая растерять остатки былой привлекательности проводница.

– Хотите, чтобы я вас с маршрута сняла?– сварливо поинтересовалась она, елозя по нам полным негодования взглядом,– сейчас начальника поезда позову, и на следующей станции к херам собачьим…

– Ну что ты, что ты, милая,– Полпальца, опершись плечом о стенку и вальяжно закинув ногу за ногу, широко улыбнулся,– откуда ж ты у нас такая зубастенькая?

Я уже не раз слышал о колдовском обаянии серого кардинала виолончельной группы, но ещё ни разу не доводилось видеть его в действии – сейчас Полпальца предстал передо мной, по меньшей мере, коварным венецианским сердцеедом, чьим серенадам самозабвенно внимает с балкона какая-нибудь придворная фрейлина, а не малое количество выпитого лишь добавляло ему шарма – Дон Жуан, захмелевший от любви, это ведь так естественно! О, Донна Анна, будь же милосердна, впусти его в свою душу!