Ирина Фоменкова - Смех для всех

СВЕКРОВЬ.Нет! Вы подумайте! Шепчется вчера с подружкой. Думает, я не слышу. Остроумничает: «У моей свекрови и сзади глаза». А как она думала! Я мимо смотреть буду? И чего уж ей так плохо у нас? Вон как Игорь любит ее. Ходит она в своем коротком халатике, а он глазами за ее ногами – зырк-зырк. А я ведь одна сына на ноги поставила, и бизнес свой, и дом этот… Ну вот, не хватало, чтобы слезы к горлу подкатывались…

НЕВЕСТКА.Я, конечно, понимаю, что моя свекровь из тех, у кого растет и колосится все: работа, дом, дети. Но ее кипучий энтузиазм не позволяет ей лишний раз промолчать. Вот чего вчера к Игорю прицепилась? «Не эта рубашка! Не к этому костюму!» А смотрит на меня. Намек: вкуса у тебя нет. Не знаю, как насчет вкуса, а привкус от этого случая горький. Анька, подружка моя, говорит: «А ты учись у меня. Если свекровь что-то говорит, я открываю рот. Пусть думает, что мне интересно!» Может, я в чем-то виновата? Так сказала бы! Мне ведь тоже нелегко. И диплом пишу, и мама далеко, и Игорь весь в делах. Он, чувствую, устал от этих недомолвок. И жить так нельзя, и улыбнуться первой не могу.

СВЕКРОВЬ.Вчера Игорек из командировки вернулся. Умница мой лекции читал в Варшаве. Только он на порог, эта длинноножка уже и повисла на нем. А он тревожно спрашивает: «Ну, как вы тут без меня?» А как мы? Да никак! Хотя невестка иногда словно мысли мои читает. За продуктами бегает, пылесосит сама. Видно, заметила, что поясница у меня побаливает, но я пока в жалости не нуждаюсь!

НЕВЕСТКА.Ну что же ты, свекровушка, так надрываешься и дома, и на работе? Иногда даже хочется, чтоб ты, как все нормальные женщины, хоть раз обмотала голову полотенцем и притворилась больной. А я бы за тобой поухаживала. Может, поговорили бы по-человечески. Так нет, такой в тебе заряд независимости, что я уже серьезно боюсь разрядки.

СВЕКРОВЬ.Невестка моя порой начинает мне нравиться. Не хнычет, не заискивает, держится с достоинством. Даже чем-то на меня похожа. Постепенно завоевывает пространство. Пространства в нашем доме, слава Богу, хватает. А вот тепла… Игорь какой-то нервный стал. Цветы не дарит. Ни мне, ни ей. И невестка в своей комнате отсиживается. А я все одна. Молча. Как рыба.

НЕВЕСТКА.Как она не понимает, что может одна остаться! Конечно, с ее шармом она еще могла бы свою жизнь устроить. Но ей (!), оторваться от сына!.. Трудно представить. Самое горькое, что Игорь становится какой-то отчужденный, домой не спешит. Получается как в пословице: «Родных много, а пообедать не у кого». Вот сижу, и слезы душат. Ой, Нина Павловна идет!

СВЕКРОВЬ.Что это? Лена плачет? Конечно, в доме столько туч, что когда-нибудь они должны пролиться слезами. А хочется солнца. Давно хочется. Однажды я отдыхала на Свитязи и наблюдала восход солнца. Вся природа ожила с его появлением. И надо, чтобы здесь, в доме, было так, как под солнцем над Свитязью… Ну что, дочка, может, поговорим по душам?

Много лет назад Роман Куприевич был красивым сельским парнем, светловолосым, белолицым, кареглазым весельчаком. До двадцати семи лет ходил холостым, отмахиваясь от ворчанья матери, мечтавшей о помощнице в доме и внуках. Любил он, как все, по вечерам глотнуть самогоночки и под гармошку у сельского клуба задиристо петь замысловатые частушки. Он и теперь помнит многие.

Ни про Бетховена, ни, тем более, про Фейхтвангера Роман ничего не знал, но слова ему нравились. Многие местные девчата на него заглядывались, но сердце свое пока на замочке держал: видно, не пришло его время.

Мать Антонина Семеновна понимала, чем может кончиться такое разгулье-раздолье, и вопрос о женитьбе поставила ребром. Кандидатуру в невесты выбрала сама.

В соседней деревне, километрах в восьми от их села, в добротном большом доме жил Петр Зеньков, крепкий хозяин, напористый волевой мужик. Дочку Маню держал в строгости, и та тоже была крепкая, работящая деваха, характером в отца.

– Она нашего весельчака быстро приструнит, – решили старые Куприевичи и, недолго думая, сговорились с Петром Зеньковым в ближайшее воскресенье заслать к ним сватов.

Роман попытался сопротивляться, а потом подумал, отшутился пословицей «Много выбирать – женатым не бывать!» и смирился.

В назначенный день крестный батька Романа, добродушный балагур и выпивоха Кондрат, в сопровождении двух дружков жениха был готов к выполнению почетной миссии. Перед выходом хорошо приложились к бутыли, похрустели огурцом, посмаковали картошечку со шкварками и укропчиком. Согласно ритуалу, сват тихо и значительно проговорил, обращаясь за помощью к предкам: «Яны маўчаць (имелись ввиду предки хозяйской хаты), і вы маўчыце, слова супраць не кажыце (имелись ввиду новые будущие родственники)». Антонина дала свату буханку хлеба и свежую бутыль наливки. Предполагалось, что наливку выпьют в доме невесты и ее мать насыплет в пустую бутыль жито. Это означало: посеянное зерно обязательно прорастет колосом, что символически скрепляло союз жениха и невесты.