Игорь Бабаян - CCP

С другой стороны, что сейчас? Какие коврижки сулят трудящимся передовики бизнеса, многие из коих начинали свою головокружительную карьеру ещё во всесоюзном ленинском коммунистическом союзе молодёжи? Копеечный «соцпакет» да невыплату зарплаты, как наш доморощенный ростовский босс? Взяли его, главу угольной компании под белы рученьки, да и в суд. Долг 17 «лямов» перед 160 сотрудниками. И светит этому «шахтёру» 10 лет отсидки. Хотя дадут ли? Мало ли «шахтёров» избегли заслуженного наказания в последние годы? Как в народе говорят: кому на нары, а кому – Канары…

М-да… Лучше, пожалуй, про футбол… Про футбол? В ту славную пору наш СКА (минули победные матчи Еськова, Матвеева и Копаева) обретался на «дне» высшей лиги. Кроме Андреева и вспомнить-то некого. То ли дело сейчас. Команда уже не СКА, а Ростов со всеми вытекающими, то есть полкоманды, если не больше, «варяги» из дальнего зарубежья, небледнолицые, но играющие очень неплохо – второе место в позапрошлом первенстве, а в прошлом, страшно сказать, саму «Баварию» в лиге чемпионов одолели. Только вот своих Еськовых, Матвеевых и Копаевых в этой команде нет. Где же импортозамещение, понимаешь?

М-да… О, времена, о, нравы…И всё же… Застой?! «Back in the USSR»… Молодость… молодость… молодость… Тогда, в 70-е, мы – «СС-«Р»: Вардан, Арег, Сурен, Валера и я – были молоды, а потому даже шабаши, которые партия и правительство называли первомайскими демонстрациями трудящихся, воспринимали всего лишь как очередную возможность собраться и неплохо провести время. Ну, а регулярные тронные речи маловменяемого генсека («сиськи масиськи») смешили нас, а не приводили в состояние «глубокого удовлетворения» с неистовым желанием «всемерно укреплять обороноспособность державы». Больше того, мы, что греха таить, далеко не всё своё время посвящали учёбе, предпочитая …. М-да… то, что мы предпочитали, было столь же далеко от языкознания или научного коммунизма, как марксизм-ленинизм от капитализма. Тому была объективная причина – мы были молоды…

Только вот забыл уже, когда ребята в последний раз напоминали о себе. С Валеркой, можно сказать, никто из наших не общается. Даже где он никто не знает. Последние сведения о нем датированы едва ли не миллениумом. Он тогда продал отцовскую шикарную квартиру в Ереване и махнул куда-то в бизнес: то ли в Краснодар, то ли в Москву… Арешка – большой человек, крупный политик, всегда занят… Сурик после инфаркта получил инвалидность, сидит дома, воспитывает внука… Вардананк – потомок одного из древнейших армянских родов – после долгих лет криминальных похождений на Северном Кавказе и не только (эх, лихие 90-е!) переквалифицировался в бизнесмены… Собраться бы как-нибудь старой компанией, вспомнить былое… М-да…».

Он вышел из ванной, не спеша закурил любимый Kent и по звукам рингтона: « Can’t buy me love…», неслось уж по страшной силе – определил дислокацию гаджета: «На кухне забыл. Как всегда. Ещё бы очки найти…».

– Да! Алло!

– Васильич!

– О! О-го! Вардан! Большой! Варданушка! Барев («Здравствуй, брат» – здесь и далее арм.), ахпер! Вонцес («Как дела?»)?

– Всё путём, ахпер («брат»)!

– Лёгок на помине! Ты не поверишь, только что вспоминал о тебе! Твой звонок – ну просто сеанс телепатии! Ты где, Вардананк?

– Где?.. В Ростове-папе, поручик. На вокзале. Проездом.

– Ага-а, палач Прошки и Вольдемара! Каким временем располагаешь?

Хохот на том конце провода.

– Вечерней кобылой отбываю.

– Так. Подыши там, погуляй, я через пятнадцать минут буду!

– Ладно, Витя.

Он наскоро, уже не обращая внимания на неизбежные порезы, добрился и спустя несколько минут уже летел на своём стареньком Ниссане на вокзал, а память услужливо прокручивала старую, советской поры, испещрённую царапинами времени, киноплёнку.

«Наш «СС-«Р» сложился как-то сразу, как-то невзначай, как-то без особых стараний будущих эсэсэровцев. Возможно, то было предопределение. Возможно, как говорили мы сами, то был знак свыше. Абитуриенты стали филологами-первокурсниками – вот и все усилия Судьбы по этому поводу.

Очень скоро, в первые же четверть часа тогда, 1 сентября 197… года, мы выяснили, что нас объединяет категорическое сходство интересов, а именно – приязнь к Есенину и Окуджаве, а также к преферансу и к футболу, и к доброму пиву, и другим добрым напиткам, как будто специально созданным для первокурсников. И вот уже после второй пары, покинув гостеприимные стены универа, мы нашли приют в ближайшей (хвала армянским советским архитекторам!) веселой пивнушке под романтическим названием «Крунк» («Журавль») и после нескольких часов непрерывного горячего общения докурлыкались до той кондиции, когда члены неразумных сообществ обычно отправляются домой, баиньки.