Заржали уже не сдерживаясь. Не опасаясь, что обижусь.
– Он играть мог – часами. Без перекура. Вы верите?
– Верим, верим, – дружно сделали серьёзные морды.
– И вот я слушаю, смотрю… и я не понимаю… – мой голос наполнился драматизмом. – Не понимаю… Как это он? Как он… это?..
Они уже давились хохотом. У смешливого выступили слёзы.
– Может, вы мне объясните… Ну, вот как? Простой парень… в гости ко мне приходил… Он же такой, как я… А аппликатура, б… – я не сдержал чувств и ругнулся. – Бузони отдыхает!
Я глядел на них в совершенном отчаянии. Я ждал ответа на мучительный вопрос.
Они молчали. И не шевелились.
Я встал, зажал окурок в кулаке и ушёл, пошатываясь.
Мне было совсем неинтересно, что эти двое будут потом рассказывать – потому что они сами были неинтересны. Были бы интересны, если б оказались иными. Я надеялся.
Но – опять попались не иные. Да что ж это такое! Куда ни ткнись – везде не иной. Сколько живу, а поговорить всё не с кем.
Ну, какая нынче журналистика, ну что вы. Я даже не хочу об этом. Фейспалм. Я хотя ещё и не старый, но журналист я старой школы. Я в газету пришёл пацаном и попал на дедов. Тогда был вкус к беллетристике. Очерки писали… Фельетоны… Деды были толковые, с эрудицией, понимали многое, и не то чтоб они меня специально учили, – я сам учился. И если нужно, я выдам текст на уровне члена Союза писателей. Конечно, не Чехов – а кто из них Чехов? А сюжетов у меня побольше, чем у них, и сами сюжеты поинтересней. Я внутри жизни каждый день. И хочу я того или нет – мне приходится знать такое, что если бы мне рассказали, а я б не был журналистом, то я бы и не поверил.
Многие люди знают о жизни мало. А размышлять способны ещё меньше. Но уверены в обратном. И если б кино снимали у нас реальное, а не псевдятину, эти бы люди думали, что сценарист обкурился. С режиссёром на пару. А критики бы объясняли: ну, это жанр такой… Да, жанр. Называется «наша жизнь». Ночь и голый мужик на снегу под луной посередине поля. Поле всё белое, а он весь чёрный – сожгли его целиком. На белом снегу – огромный кусок антрацита. И на этот кусок антрацита наброшена женская шуба. Дорогая – не то слово. Дико дорогая. И никого вокруг. Пустыня. Поле за городом, в километре. Что это? Где его жгли? Кто и зачем? Сюда привезли – значит, на месте оставить было нельзя; но зачем к нему вызвали скорую помощь? Смысл? И какая-то ж особь с себя эту шубу сняла, чтобы труп укрыть, – опять же зачем? Что за жест? (Шуба, естественно, тут же словно бы растворилась.) Уголовное дело открыли – да и закрыли. Достоевский где? Где Достоевский?
И ведь не все такие случаи расскажешь. Я их записываю – и храню. Архив у меня большой. Сам собою собрался, я ведь давно работаю. Невероятные факты, удивительные связи событий. И событий, и персон. Вы и представить не можете, какие причины на самом деле… Совсем не те, что вам сообщают. Вообще, я вам скажу, у нас – и у всех – и всегда и везде так было – идут две жизни: та, про которую публика знает, и та, о которой понятия не имеет. Другие связи, другие отношения, другие ценности и уровни. И пересечься они не могут. А если вдруг пересеклись, то это как ДТП. Авария. Сразу кого-то видно (хотя всё равно непонятно), и бывают при этом жертвы.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.