Ник Шурупов - Ярмарка тщеслОвия

Когда у Иван Иваныча в «Нашем сомормышнике» начал печататься с продолжениями его первый роман «Лыжня», Автандил Цинандали до того увлёкся многоплановым повествованием, что позвонил Стасу Мормышкину и попросил скинуть ему по электронной почте весь текст. Мормышкин, хоть и пёкся об интересах журнала, всегда норовящего поддерживать в читателе интригу в публикациях с продолжением, не мог не уважить всенародного любимца. Цинандали залпом проглотил роман и уже на следующий день пригласил Иван Иваныча позировать ему в своей гигантской по размерам студии, которая могла вместить, пожалуй, целую дивизию ракетных войск.

Поэт и прозаик, естественно, оделся как полагается, повязал галстук и захватил с собой заветные лыжи. Не мог он уже в Москве без лыж, особенно когда дело касалось искусства. Автандила Архимедовича ожидал сюрприз: Иван Иваныч преподнёс ему маленький подарок – свои ранние работы из пластилина. В детстве будущий писатель увлекался лепкой фигур животных и людей, мечтая стать скульптором. Цинандали, цокая языком, не без удовольствия разглядывал эти миниатюры и улыбался: в них угадывалась рука художника, который в будущем займётся лепкой потрясающих характеров и образов на страницах своих книг.

Автандил Архимедович замыслил создать гигантскую композицию «Лыжи в алмазах Ивана Бухвостова». Само собой, речь шла о бронзовой статуе нашего писателя, продвигающегося по лыжне навстречу своему великому будущему. Читая роман, Цинандали был поражён нравственным кредо его лирического героя, председателя колхоза Мирона Бурмистрова, который, в решающую минуту духовных и житейских потрясений во время провала перестройки, жизнеутверждающе говорит своей верной третьей жене и соратнице: «Любимая, мы с тобой ещё увидим лыжи в алмазах!» Скульптор, разумеется, без особого труда догадался, что прототипом председателя является сам автор, с его такой захватывающей воображение трудовой биографией. И потому он решил изваять фигуру Иван Иваныча в момент крайнего душевного и физического напряжения, без которого немыслим настоящий подвиг. Отлитый в бронзе памятник, высотой превосходящий небоскрёбы «Москва-Сити», предполагалось установить в пригороде столицы близ писательского посёлка Переделкино, где к тому времени в просторных коттеджах проживали и сам Автандил Цинандали, и Иван Иваныч, и его преданный друг Стас Мормышкин. Однако, к полной неожиданности для всех, установке монумента воспротивился соседний с Переделкиным аэропорт Внуково – на том основании, что самолёты, подлетая в ночное время к взлётно-посадочной полосе, могут задеть крыльями или же фюзеляжем гордо закинутые в небеса бронзовую голову писателя и десницу с лыжной палкой. Цинандали тут же обратился с тревожной телеграммой в Администрацию президента. Она была озаглавлена известной поэтической строкой: «Не трожьте музыку руками!» Цинандали горячо писал: «Не пойму! Что, в конце концов, происходит? У внуковских лётчиков ослабело зрение? Или они разучились маневрировать? Тогда мы вмонтируем в голову памятника опознавательные огни. Она будет как маяк. Чтобы лайнеры, не дай господь, не повредили мою скульптуру!» К разочарованию любителей искусства, тяжба с аэропортом подзатянулась. Но поклонники таланта Цинандали настойчиво писали о том, что народ имеет полное право воочию насладиться новым шедевром гениального ваятеля. Засыпали письмами протеста различные инстанции, добиваясь установки величавого монумента. «Нет, уж кто-кто, а Цинандали не отступит, – говорили они, – разум победит». И верили: открытие памятника не за горами, тем более что в Одинцовском районе никаких гор нет и в помине.

Иван Иваныч, узнав про эту волокиту, заглянул к своему соседу по дачному городку. Автандил Архимедыч был явно расстроен, печально цокал языком. Иван Иваныч молча протянул ему крошечный замшевый кисет, развязал тесёмку. На зеленовато-бежевой тряпице сверкнула разноцветными лучами горстка алмазов. «Вах!» – вырвалось у Цинандали, глаза его загорелись восторгом.

– Вот, возьми, Архимедыч, чтобы лётчики отстали. На монумент. С лыжин отколупнул. Влепи их, куда следует. Пусть людям светят!

Роман «Лыжня» Иван Иваныч задумал давно, в те дни, когда скользил на лыжах, направляясь в столицу. На ночёвках он вспоминал о своём трудовом пути, о встречах с красавицами-односельчанками на прополке капусты или же в колхозном клубе на танцах. Там он познакомился со своей первой женой, а затем и со второй. Всем они были хороши, однако недаром в народе говорится: первый блин комом, а второй – с изломом. Только третья жена стала настоящей любовью и верной соратницей, с которой рука об руку можно бежать и бежать по лыжне жизни.